— Видите, что мне внушила любовь, — сказал художник на ухо робкому созданию, до смерти перепугав ее этими словами.
Августина нашла в себе сверхъестественное мужество пробиться сквозь стену зрителей и присоединилась к своей тетушке, которая все еще силилась прорваться сквозь толпу, мешавшую ей приблизиться к картине.
— Вас тут задавят, — вскричала Августина, — идемте!
Но в Салоне иногда бывает так тесно, что вдвоем немыслимо пройти по галерее. Беспорядочным движением толпы обеих женщин отнесло ко второй картине. Благодаря случайности они вдруг вместе очутились у полотна, по заслугам отмеченного всеобщим признанием. Крик удивления, вырвавшийся у жены нотариуса, потонул в гомоне и шуме толпы; Августина невольно заплакала, увидев чудную сцену, и по какому-то почти неизъяснимому чувству приложила палец к губам, заметив в двух шагах от себя восторженное лицо молодого художника. Незнакомец ответил кивком головы, указав на г-жу Роген как на помеху, и тем самым подал Августине знак, что понял ее. Эта пантомима подействовала на девушку как прикосновение к раскаленному железу: она чувствовала себя преступницей, вообразив, что между нею и художником заключен какой-то договор. Удушливая жара, непрерывное мелькание ослепительных туалетов и ошеломляющее впечатление, которое произвели на Августину яркие краски, множество живых и нарисованных лиц, обилие золотых рам — все это вызвало в ней нечто вроде опьянения, усилившего ее страхи. Быть может, она упала бы в обморок, если бы, несмотря на этот хаос впечатлений, из глубины души не поднималась неведомая радость, оживлявшая все ее существо. Тем не менее она чувствовала себя во власти того демона, чьи ужасные козни были предсказаны ей в громоносных речах проповедников. Это было для нее мгновение безумия. Она заметила, что молодой человек, сияющий любовью и счастьем, проводил ее до самой коляски тетушки. Охваченная жарким волнением, никогда не испытанным ею, во власти упоения, подчинявшего ее каким-то неведомым путем природе, Августина послушалась убедительного голоса сердца и несколько раз взглянула на молодого художника, не скрывая своего смятения. Никогда еще ее румянец не представлял такого яркого контраста с белизной кожи; влюбленный художник увидел красоту девушки во всем расцвете, невинность во всей чистоте. Августина испытывала и радость и ужас, думая о том, что ее присутствие приносит счастье тому, чье имя у всех на устах, чье дарование сообщает бессмертие мимолетным образам. Она любима. Сомневаться в этом невозможно. Когда художника уже не было подле нее, простые его слова все еще отдавались в ее сердце: «Видите, что мне внушила любовь». И волнение чувств, ставшее еще более глубоким, почти причиняло ей боль, пламень крови разбудил в ней неведомые силы. Чтобы избежать ответов на расспросы родственницы по поводу картин, она притворилась, что у нее болит голова; но, возвратившись, г-жа Роген не удержалась и рассказала г-же Гильом о том, как прославилась «Кошка, играющая в мяч»; Августина задрожала всем телом, услышав, что мать ее собирается на выставку «посмотреть на свой дом». Девушка еще раз настойчиво повторила, что ей нездоровится, и получила позволение лечь в постель.
