Люсьен опустил голову и поцеловал ее, сначала осторожно, потом все с большей силой, заставляя ее губы открываться, чувствуя трепет ее тела. Она не могла пошевелиться. Никогда раньше ее не целовали так, никогда не прижималось к ней сильное мужское тело. Изабелла хотела, чтобы это продолжалось вечно, но Люсьен вдруг отпустил ее. Девушка пошатнулась, слегка вздрогнула.
— Извините, — хрипло прошептал он. — Я не должен был этого делать. Я хотел сказать вам спасибо, но… почему-то не смог справиться с собой.
— Все в порядке. Не имеет значения.
— Нет, имеет. Я слишком высоко ценю вашу дружбу, чтобы потерять ее.
— Это так много значит для вас? — тихо спросила Изабелла.
— Вы мне не верите?
Он держал обе ее руки в своих. Затем притянул ее к себе. Она знала, что должна сопротивляться, но не могла. Но тут между ними протиснулась Бет, все еще не доверявшая юноше, и Изабелла попыталась скрыть свое смятение, лаская собаку.
— Бет говорит мне, что уже поздно, и пора возвращаться домой.
Они пошли обратно к лачуге, изредка переговариваясь, а когда расставались, Люсьен поцеловал ей руку.
— Я прощен?
— Нечего прощать.
Он смотрел, как она торопливо идет через поле. Разумеется, он мог без труда ее соблазнить, и это доставило бы ему невероятное удовольствие. Если бы Изабелла была дочерью рыбака, как он подумал вначале, он, вероятно, нашел бы себе оправдание и не мучился бы слишком долго угрызениями совести. Но эта девушка была сама невинность, в ней чувствовалось что-то неуловимое, отличавшее ее от тех, кто прежде одаривал его ночными ласками. Она была аристократкой, принадлежала к женщинам тонкого воспитания, которые, как казалось ему, жили в другом мире, не похожем на его собственный. И это весьма раздражало его и наводило тоску, хотя первые уроки чувственности он получил в подростковом возрасте от женщины знатного происхождения.
Мадам Селина де Раньи, сорокалетняя богатая дама, скучающая и к тому же толстеющая от чересчур экстравагантного образа жизни, обратила внимание на красивого парнишку, который приходил иногда работать в саду. Забавы ради она отмыла его, причесала и завила его буйную темную шевелюру. Нарядила Люсьена в белую шелковую рубашку и кюлоты[7] с пурпурным поясом и поручила подавать напитки на одном из своих званых вечеров. Стройный юноша, с кожей золотистого цвета и бархатистыми карими глазами, взгляд которых будто ласкал, сразу же стал пользоваться успехом. Подруги завидовали Селине. Но волны начавшейся в Париже революции докатились и до отдаленных берегов колоний, что и положило конец беззаботной жизни состоятельных французов. Престарелого мужа Селины отозвали в Париж.
