- Только?
- Только мне пришлось бы для этого вступить с самим собой в некоторое, если можно так сказать, моральное противоречие. Все наши истории бегств, опасностей, лишений, страхов, удач и неудач - одинаковы. Они никого больше не интересуют. И все они - частные случаи. К чему же их перебирать? Сверх того я уверен в невозможности выразить скрытый в них подлинный ужас. Что до того, что расположено в плоскости "объективной", то журналисты, синдикалисты, партийные лидеры, депутаты, эксперты и прочие, им подобные, тут как тут и всегда готовы к анкетам, к анализу статистик, к сравнению с прецедентами, к идеологическим выводам. Удаление в пространстве и во времени придает весу выкладкам, уточняет данные, способствует {19} отсеву личных побуждений, упраздняет искажения... Что еще? Ресурсы здравого смысла? Методическое сомнение?
Порывисто встав, Савелий сделал несколько шагов и воскликнул:
- К черту все эти ослиные головы, ничего не понявшие и которые никогда ничего не поймут!
Наступило коротенькое молчание, после чего Савелий, садясь, прибавил:
- Извините, пожалуйста. О! Извините, прошу вас!
- Хотите еще кусок яичницы? - спросила Асунта Филиппа.
Филипп отказался.
- Потом будет только сыр. И кофе.
- Но я не рассказал главного, - вставил Савелий.
- Я слушаю.
- Самое главное это моя встреча с Асунтой. Она гораздо интересней истории о расстрелах, безработицах и паспортах. Признаюсь, что часто себя спрашиваю: в чем основная сила очарования, которое меня внезапно охватило? И, не находя точного ответа, начинаю подозревать, что все дало в жаре и в фонетике.
- Не понимаю.
- Перечисление обстоятельств, разумеется, совершенно необходимо. Без него никакое суждение невозможно. Но вот факты. Мне надо было пойти по делу в 15-ый округ. Стояла жара. Небо казалось раскаленным. Ни малейшего ветерка. И в полдень - никакой тени: солнце как раз над головой. Асфальт полурасплавлен. Точно в пекле. Я искал нужный мне дом и для этого читал названия улиц, на синеньких дощечках. Одна из улиц называлась Васко де Гама. Почему в демократическом пятнадцатом округе Парижа одна из улиц носит имя португальского мореплавателя, впервые обогнувшего Мыс Доброй Надежды? В жаркий этот и душный полдень, в этом квартале ровно ничего не было поэтического. И вдруг удивительной звучности имя и самого моряка, и африканского мыса. Далекого, пустынного, таинственного, страшного! Парусные корабли. Неведомые моря, туманы, бури, скалы, волны... Сама поэзия такие имена, такие названия...
