Хевсуры гуляли в гостях.
У Цыки варилося пиво.
С ковшами у полных корчаг
На крыше сидели шумливо.
Преданьями слаще сыты,
Гостей веселя под пап дуру,
Мостили к их слуху мосты
Рассказчики и балагуры.
Посасывая чубуки,
Внимали преданиям чтимым
Седые как лунь старики,
Как облаком, скрытые дымом.
Живя стариною былой,
Пускались о витязях спорить,
Чтоб воз данной им похвалой
Свою молодежь раззадорить:
Посмотрим, из вас, молодчин
Кто в доблести будет удалей>.
Грустил на пирушке один,
И все туда взгляды кидали.
Оставив других в стороне,
Все льнули к нему на попойке.
С мечом и щитом на ремне
Стоял он, худой и небойкий
Две преданных, близких души
Служили ему всем порывком
Хватали пустые ковши
И передавали их с пиком.
Бери, говорили, не лей,
И что ты так хмур? Приосанься.
Взгляни на народ веселей,
Скажи что-нибудь и не чванься.
Не стой, говорят, нелюдимом,
А он отвечал: "Во хмелю
Хорошего что я скажу им?
Я глупости спьяна мелю.
Проспимся, тогда потолкуем".
И чашу поднявши к губам,
Он опорожнил ее духом.
Он рад был родимым местам,
Седым старикам и старухам.
И пьяный, как все, в пух и в прах.
Смотрел он на пьяные лица…
О Миндии этом в горах
Рассказывали небылицы.
Его лет двенадцать в плену
Держали могучие дивы.
Он муки познал глубину,
Томясь на чужбине тоскливой.
Двенадцать Христовых рождеств
И столько ж его воскресений
Прошло той порой, что простец
Из плена не видел спасенья.
В неволе истаяла грудь.
Душа запросилась из тела.
Тоске не давая уснуть.
Он рвался в родные пределы.
