Мы миновали десяток дощатых домиков, возле которых, как на завалинке, сидели местные фермеры или рыбаки — уж не знаю, все в когда-то голубых комбинезонах, застиранных до белизны, в клетчатых рубахах с распахнутым воротом. Сидели на легких алюминиевых стульях с сиденьями из нейлоновых полос крест-накрест, как у сапожников, выставив вперед к дороге ноги и дымящиеся трубки. Ноги и трубки торчали параллельно. Каждый сидел возле своего домика в одиночку, отдыхая после работы.
На ветвях деревьев хлопотливо готовились к ночёвке не виданные нами красные птицы. Машина медленно двигалась по утверждённому далеким госдепом маршруту — по маленькой, покрытой тем не менее превосходным асфальтом дороге № 96.
Домики были невзрачными. Из небрежно или давно побеленных серых ссохшихся досок. Окна забраны мелкими пропыленными металлическими сетками — от комаров. Те домики, что справа от нас, между дорогой и рекой, стояли на сваях, как на курьих ножках, по щиколотку вымазанных мазутом.
Въедливый и педантичный дорожный атлас. Маккэнли имел для этого десятка домиков звучное название Гамбург.
До Бечтауна, где атлас обещал нам паром, оставалось ещё миль двадцать. Мы медленно ехали, наслаждаясь уединённостью, тишиной, спокойствием, запахами реки и леса.
От молчаливого Гамбурга нас отделяло не больше пяти миль, когда с противоположной стороны холма, на который мы медленно взбирались, неожиданно выскочила навстречу длинная легковая машина с открытым верхом. Увидев нас, водитель её круто свернул вправо, на обочину, хотя на дороге оставалось достаточно места, чтобы разминуться, и остановился. Через секунду я увидел направленное в нас дуло винтовки. В нас целился парень в белой рубашке. Он стоял в машине во весь рост.
В сонном, размытом спокойствии дороги № 96 резко очерченная дырочка винтовочного дула была настолько неожиданной и странной, что мы с женой не смогли отреагировать на неё сразу должным образом.
— Кажется, нас снимают для телевидения, — сказала жена, несколько лет проработавшая на Шаболовке в Москве.
Мы всё так же медленно приближались к машине. Парень вёл винтовочную мушку за нами, не отрывая её от уровня нашего ветрового стекла.
В машине было ещё человека четыре — все молодые, лет по двадцать пять, с загорелыми лицами, в белых рубахах.
Машины сближалиеь. От винтовочного дула нас уже отделяли только четыре шага. А я всё никак не мог принять всерьёз это дуло. Всё ждал, когда компания расхохочется, и потому не спешил нажать на акселератор. Но вместо лиц смеющихся я увидел красные, напряжённые лица и глаза, которые, наверное, были не добрее, чем чёрный зрачок винтовки.
