— Ну и потом, сами знаете, что такое фермерская работа, — продолжал пояснять хозяин, почему-то назидательно глядя на клетчатую кепочку своего гостя. — Фермерскую работу надо любить. Надо любить работать по двадцать часов в сутки и по ночам любить вставать и идти проверять коров. Надо любить фермерскую работу. И быть скромным. Потому что если, ты собираешься быть фермером и каждый вечер при этом пьешь, то разоришься наверняка.
Владелец клетчатой кепочки дул уже третью банку, закусывая только солёными орешками, которые были насыпаны горкой в розетке. И молчал.
— Но вообще-то говоря, — смилостивился хозяин, — на восьмидесяти акрах, не проживешь. Поэтому фермеры, чтобы прожить, мало того что по двадцать часов в сутки работают, так ещё ездят в Сан-Луис подрабатывать по вечерам. Двадцать лет назад бушель пшеницы стоил два доллара, а сейчас один доллар. А цены на товары в три раза выше, чем двадцать лет назад… Так что сами понимаете. Каждый конечно, надеется, мол, ничего, я выдержу, а сосед разорится. И когда он разорится, мои дела пойдут в гору и, может быть, я даже прикуплю кусок его земли. Но надежды обычно не сбываются, и разоряются оба. И кто-то третий покупает землю обоих. И они работают на этого третьего…
Хозяин говорил все это спокойно и громко — как, видимо, говорил всегда, о чем бы ни зашла речь. И смотрел при этом на клетчатую кепочку выразительно.
— Да ну, ерунда всё это, — вдруг ответил громко человек в кепочке. — Ерунда — деньги, деньги. Да у меня, если хотите знать, денег куры не клюют! Только некуда их тратить здесь. Ну на что их потратишь? Ну три банки пива выпьешь — вот и всё… У меня денег куры не клюют. Принципиально!
Он немного помолчал, потом без особой связи перешёл от кур к коровам:
— Я своих коров наизусть знаю. Наизусть. Вот этими руками, — он отставил свою банку и поднял перед собой обе руки, — вот этими руками от каждой по пять галлонов в день. Потому что наизусть!
Он ещё помолчал. И потёр лоб рукой. Видимо, вспомнив что-то, крикнул:
— А на хозяина, плевал я! Я у него с двадцать девятого года. Раньше он мне говорил — ну-ка иди, бой, работай, поторапливайся. Я поторапливался. А теперь я ему говорю — иди ты знаешь куда?! Потому что я его тоже наизусть!
Ему, видимо, очень понравилась мысль о том, что он познал своих коров и хозяина, проник во все их тайные помыслы, замыслы и желания, видит их насквозь. Поэтому он произносил слово «наизусть» особенно старательно и громко.
