И Теренс, покуривая сигарету, испытывал определенное удовольствие при мысли о том, что большая часть человечества никогда бы не смогла понять ход его мыслей.
Он чувствовал себя членом некоего закрытого клуба, куда допускают лишь избранных. Он снова и снова вспоминал, как его супружество из постоянной муки стало истинным чудом. Жена знала, зачем он время от времени наведывается в Женеву, но это ее совершенно не беспокоило — скорее, напротив: она радовалась, что ее муж после недели изнурительных трудов получает там желанную разрядку.
Он в полной мере понял девушку, только что покинувшую его номер, — почувствовал, как сблизились их души, хоть и сознавал, что еще не готов влюбиться в нее, ибо любил свою жену. Однако ему нравилось воображать себя свободным и холостым — это помогало мечтать о новой связи.
Теперь остается самое трудное — надо сделать так, чтобы она превратилась в Венеру Карающую, во Владычицу, в Госпожу, способную унижать без жалости и наказывать без снисхождения. Если она сумеет пройти испытание, он откроет ей свое сердце.
Запись в дневнике Марии, еще хмельной от водки и наслаждения: В тот миг, когда мне нечего было терять, я получила все. В тот миг, когда я перестала быть такой, как была, я обрела самое себя.
В тот миг, когда познала унижение и полное подчинение, я получила свободу. Не знаю —может быть, нашло помрачение рассудка, может быть, это — сон, может быть, это никогда больше не повторится. Да, я знаю, что смогу прожить без этого, но мне хотелось бы вновь встретиться с Теренсом, повторить испытанное и пойти еще дальше.
Меня страшила боль, но она была слабей, нежели унижение, и служила лишь предлогом. В тот миг, когда впервые за много месяцев — а сколько за это время было у меня мужчин и чего только не проделывали они с моим телом! —я испытала оргазм, то почувствовала — как ни дико это звучит, — что стала ближе к Богу. Я вспомнила его рассказ о моровой язве, когда флагелланты-кающиеся своим страданием выкупали спасение рода человеческого и в этом находили наслаждение. Я не хочу спасать человечество, или этого англичанина, или себя самое, — но я побывала там.
Секс — это искусство обуздать необузданное.
* * *
Нет, теперь это был никакой не театр — они и в самом деле сидели на вокзале: Мария хотела попробовать пиццу, которой торговали только там. Иногда можно немножко и покапризничать. Ральф должен был бы появиться днем раньше, когда она еще была женщиной в поисках любви, когда камин, вино, желание еще были для нее важны и необходимы. Однако жизнь распорядилась иначе, и сегодня ей целый день удалось обойтись без ставшего таким привычным упражнения — не сосредоточиваться на звуках и на том, что имеется в настоящем. Причина была проста: она не думала о Ральфе, ибо нашлось кое-что поинтересней.
