Однако что ещё за причуда — лечиться на расстоянии? Почему непременно нужен Гумперт, когда под боком есть прекрасный доктор Аллен? И Энгельс — без предупреждения — нагрянул в Лондон. Так сказать, разведка боем.
Трудно сказать, был ли он удовлетворён увиденным, но во всяком случае смог убедиться, что болезнь Мавра — не выдумка. Очевидно, карбункулы были ему предъявлены а натюрель, ибо, вернувшись домой через три дня, он спрашивает:
«Как обстоит дело с верхним карбункулом и нижним на бедре? Гумперта я ещё не мог повидать» (31:152).
В ответ ему раздается:
«Что касается карбункулов, то дело обстоит так: о верхнем я тебе говорил на основе своей долгой практики, что его нужно, вообще говоря, вскрыть. Сегодня (вторник) по получении твоего письма я взял острую бритву, память дорогого Лупуса, и собственноручно разрезал эту дрянь».
Что, и для этого плох доктор Аллен?
«Я не могу допустить врачей к области половых органов…»
А это, по-видимому, специальный сюжет для Эриха Фромма и других марксо-фрейдистов.
«…Что касается нижнего, то он становится зловредным, находится вне моего контроля и всю ночь не даёт мне спать. Если это свинство будет продолжаться, я, конечно, вынужден буду обратиться к Аллену, так как я не в состоянии в виду месторасположения этой дряни наблюдать и лечить его сам».
То есть вынужденным является не самолечение, а обращение к врачу. Оно и понятно:
«Впрочем, ясно, что в целом я о карбункулёзе знаю больше, чем большинство врачей..» (31:153)
Ещё одна область науки, в которой Карл Маркс превзошёл всех.
Энгельс в ответ подробно описывает свою консультацию с Гумпертом, рекомендации последнего и т. п., после чего:
«Но теперь сделай мне одолжение, принимай мышьяк и приезжай сюда, лишь только тебе позволит твоё состояние, чтобы ты, наконец, мог поправиться. Этим вечным промедлением и откладыванием ты губишь лишь себя самого; ни один человек не в состоянии долго выдержать такого хронического заболевания карбункулами, не говоря уж о том, что может, наконец, появиться такой карбункул, от которого ты отправишься к праотцам. Что тогда будет с твоей книгой и твоей семьёй?»
И со мной? — Навеки остаться фабрикантом бумажной пряжи!.. Тревога нешуточная, хотя, вроде бы, и успокоил его Карл (дескать, отправляться на живодёрню пока преждевременно).
«Ты знаешь, что я готов сделать всё возможное, и в этом экстренном случае даже больше, чем я имел бы право рискнуть при других обстоятельствах».
