Драная копейка*, радостно разбрасывая по обочинам ошметки жирного перегноя, героически пробиралась к ближайшей ферме. Ее, как и хозяина, сонливо болтающе-гося за баранкой, сильнее магнита притягивали мажорное мычание отдоившихся коров и устойчивый запах парного молока, застоявшегося в давно не стиранных пятого, лю-бимого Лехиного размера, лифчиках.
Этот шедевр деревенской архитектуры не был включен Лосевым-Рогатовым в титульный список, подлежащий тщательному изучению, измерению, расчленению и осе-менению. Но в своих знаменитых лекциях профессор не-утомимо повторял: "наука любит любознательных, сую-щих везде, в том числе и свой нос. Никто не может заранее сказать, где спрятано, иначе бы давно нашел и сразу пере-прятал. Свобода манёвра, умение слышать внутренние то-ки, доверяться интуиции, а когда ее нет, легкому волне-нию, не бояться следовать им — в этом, может быть, крат-чайшая дорога к успеху".
Верные заветам, молодые недоучёные просочились на молочную ферму, где их смело окружило любопытное ро-гатое стадо. Одни шустрые буренки лизали шершавым языком по всем оголенным местам, другие шустрые бу-ренки, которые опоздали к оголенным местам, натрениро-ванными губами чистили ребятам одежду, третьи, скромно потупясь, ждали своей очереди. Леха щедро угощал неко-торых, особо приближенных к его руке с полупустой бан-кой, пивом: встряхивал банку до появления пены и позво-лял лизнуть. Те, кому разок досталось, сразу начинали на-глеть и лезть за повторной пайкой, яростно рыча и больно рогатя своих подружек. Но, не знали они, с кем связались. Бдительный Леха строго следил за порядком: спрашивал у каждой коровы ее настоящее имя и ласково предлагал ке-дом сорок какого-то размера вставать в конец быстро сформированной очереди.
Вообще-то, по законам этой страны незнание закона не освобождает от ответственности. За неполные две минуты Леха по крайней мере десять раз попал под статью уголов-ного кодекса. Он преднамеренно, с особым удовольствием, а значит и осознанно, спаивал малолеток. Вряд ли хоть од-на из этих буренок имела за могутными нижними плечами пять-семь лет от роду. Судя по их ребристым кожанкам облезлым мехом наружу, до более серьезного возраста в условиях средней полосы России дожить непросто, обо-значенный нами возраст можно смело считать запредель-ным — никто на такое мясо не позарится.
Местный корефан, шишкарь и держиморда* одновре-менно, собравший все эти хулиганские титулы в одной крупнорогатой морде, высокоуважаемый бык, — произво-дитель на свет всех и предыдущих и будущих буренок, хо-дил напряженными кругами и высчитывал — который же из двух обоих ему больше не нравится? Один вроде тезка, это ему в плюс. Но он здоровее. И это ему в минус. Другой высокий и худой, как вобла после двадцати лет усушки. А худые они обычно злое… ну это, серьезные в его, бычьем бизнесе, соперники. Потом бык склонял голову обок, при-кидывая, как будет висеть на одном роге тезка, а как на со-седнем, но тоже роге, дальний родственник воблы. Вы-брать он не успел, выбрать ему не дали.
