— Это ты ошибаешься, Мега, ты, а не он! — с горячностью возразила Мата. — Может быть, глубоко внутри мы действительно другие, но наш образ жизни Неумолимо превращает нас всех в серую массу — даже не в бурую, несмотря на цвет нашего меха, а именно в серую. Особенно это касается нас, самок. И к концу наших дней мы становимся именно такими, как рисует
нас Психо, — покорными, раболепными, полностью зависимыми от системы.
— Но почему он говорит, что все, кто живет здесь, придурки? — возмутился Мега. — Никакие они не придурки, они — норки!
— Но и не великие мыслители. Разве не так, Мега?
Мега дошел до крайней степени раздражения. Мата будто намеренно противоречила каждому его слову. Вместе с тем Мега осознавал, что никогда всерьез не задумывался, как привлечь норок на свою сторону. Пока рядом была Шеба, будущее представлялось ему ясным и понятным. При мысли, что именно ему выпала честь спасти своих соплеменников, Мега всегда ощущал прилив гордости и тепла, но он ни разу не задумался о средствах… Он и представить себе не мог, что будет вынужден использовать низкопробные приемчики вроде того, какой предложил ему Психо! Зачем это ему, если он обращается к самым высоким, а не к самым примитивным чувствам и инстинктам? Не совершит ли он роковой ошибки, последовав совету недомерка и свернув с прямой дороги в самом начале пути? Должен ли он пожертвовать светлыми идеалами ради сиюминутной выгоды?
Психо заставил Мегу взглянуть на предстоящую ему задачу под другим углом и — впервые! — подвергнуть критическому переосмыслению четкие установки Шебы. Неужели его мать не предвидела, что смех может быть самым эффективным оружием? Наверное, все-таки нет, вынужден был в конце концов признать Мега, вспоминая, что Шеба всегда была предельно серьезна, точно какой-нибудь Старейшина. Мысль о том, чтобы превратить восстание в потеху, испугала бы и возмутила ее. Несмотря на это, Мега продолжал любить мать и порой чувствовал себя так, словно предает память Шебы, ибо все больше и больше склонялся в пользу выдумки с «хреновиной». Словцо казалось ему залихватским, удалым, могущественным, и Мега хорошо представлял себе,
какое впечатление оно произведет. Да и самому ему было трудно не улыбнуться при мысли о том, как уничтожающе точен был Психо в своей оценке официальной доктрины Старейшин, — вот уж действительно хреновина, иначе и не скажешь! А если «хреновина» так понравилась ему, вожаку, испытывающему к тому же недоверие к Психо, то что говорить о его сверстниках — они наверняка будут просто без ума' от этой новой забавы! Более того, Мега не мог не понимать, что этот дерзкий ход сбережет ему немало сил и времени, которые он потратил бы, пытаясь логически опровергнуть официальное учение Старейшин. Значит ли это, что Мата права? Может быть, его роль избранного как раз и заключалась в том, чтобы принимать соплеменников такими, какие они есть, со всеми их недостатками и заблуждениями, а вовсе не в том, чтобы навязывать им свои возвышенные идеалы и заумные взгляды?
