— Мистер Камбертсон примет вас.
Появившийся дворецкий произнес это таким тоном, будто на этот счет существовали сомнения.
Ланкастер снова последовал за ним, замечая, как при каждом шаге в воздух поднимаются пылинки. Служанки нигде не было видно, похоже, ее здесь давно не было.
— Достопочтенный виконт Ланкастер, — невнятно пробормотал дворецкий, когда они подошли к двери кабинета.
Из комнаты донеслось ворчание, потом послышался скрип старого кресла. Мистер Камбертсон встал им навстречу.
Виконта едва не передернуло от отвращения. Комнату наполнял запах дешевых сигар и джина. Шторы были опущены, и вся комната находилась в полумраке, а в воздухе чем-то нестерпимо воняло. И сам мистер Камбертсон соответствовал обстановке: без сюртука, небритый и с затуманенным взглядом.
— Милорд, — проскрежетал он, — для меня большая честь принимать вас.
— Мне тоже очень приятно, — солгал Ланкастер.
Хотя курчавые волосы Камбертсона оставались черными, теперь они поредели, да и сам он заметно постарел. Под глазами залегли глубокие морщины, а некогда широкие и крепкие плечи согнулись, словно на них положили тяжелый груз. Николас поспешно подошел к нему, чтобы пожать руку.
У Камбертсона оказались цепкие пальцы, и это вдруг напомнило Ланкастеру о тонущем человеке, который хватается за спасительную соломинку. А может, это отчаяние в его глазах создавало такое впечатление.
— Пожалуйста, садитесь, — предложил Камбертсон. И тут же крикнул: — Юинг! Чаю!
Его слова эхом разнеслись по дому, оставив их в угрюмом молчании.
Ланкастер осмотрелся, размышляя, не попал ли он в какой-то странный полуденный сон, но окружающая обстановка была вполне реальной.
— Мистер Камбертсон, я хочу выразить вам и миссис Камбертсон свои искренние соболезнования. Меня поразила печальная новость о мисс Мерриторп. Я даже представить себе не могу, насколько вам обоим сейчас, должно быть, трудно.
— Миссис сбежала в дом сестры, и я не знаю, когда она вернется.
Он провел рукой по лицу, поскреб щетину.
— Трудно, — произнес он, словно обдумывая слова виконта. — Да, было трудно.
— Мне действительно очень жаль. Она была красивой девушкой. Моя семья нежно помнит о ней и скорбит. Бедная миссис Пелл так страдает, что сегодня утром ни слова не произнесла.
— Красивой, — повторил, качая головой, Камбертсон. — Да уж, она была красивой, Хотя, в конечном счете, Синтия оказалась эгоисткой и ни о чем не думала, кроме своих собственных желаний. Вам известно, что она сделала с этой семьей?
