С тоски она приблизила случайную подружку Мелитку, чтобы было с кем вечерами тянуть вино, обсуждать телешоу, их ведущих, варить кофе, гадать на знакомых и делиться воспоминаниями о друзьях из чудесного мира кино. Мелита кивала и поддакивала, не то что другие, которые никак не хотели верить, что и Васенька Лановой ей что-то рассказывал за столиком, и Людка Гурченко подбегала, вся встрепанная… А в-общем, теперь в сердце на том месте, где раньше пышно и буйно цвели алые цветы, попираемые легкими и красивыми мальчиками-артистами, становилось постепенно пусто, голо, начала обозначаться некоторая плешка. Но не такова была Лизоля, чтобы дать душевной пустоте разрушить себя. Один порыв должен был неминуемо смениться другим, не менее могучим.
Тут на сцену появляется Гуру.
Лизолю познакомила с ним бывшая соученица по культпросветучилищу, тоже отдавшая часть жизни режиссуре массовых зрелищ. Празднества и шествия сломили ее, превратили в тихое, болезненное, пугливое существо, с боязнью пространства и головными болями. Теперь она работала светокопировщицей в нефтяном тресте, и — усердно занималась разной магией, оккультизмом, тибетской медициной, и так далее. В жизни она тоже была одинока, и, помимо немногого прочего, имела небольшой участок с домиком за городом, в часе езды на электричке. Его-то и облюбовал Гуру для встреч, бесед и упражнений со своими единомышленниками. Их у него было уже довольно много, когда тихую светокопировщицу свел с ним некий трестовский йог. Она предалась новому течению со страстью и самоотречением. И первым делом потащила за собою Лизолю, увидав случайно и разузнав о всяческих печалях. Гуру встретил ее в крошечном дачном домике, проник в мозг разверстыми горячими глазами, коснулся, обойдя сзади, затылка, — женщине стало душно, она чуть не упала, — и вечером уже сидела возле домика под звездами, на старом ящике из-под яблок, и слушала жуткие и пленительные слова о смысле жизни, который ей надлежит осознать через нравственное и физическое совершенство. Она горячо примкнула к йогам, хоть и не могла усвоить до конца сути учения, и в спорах поддакивала обеим сторонам. Главное — они были не такие, и она вместе с ними чувствовала себя тоже не такою, как все остальные люди. Получалось почти то же самое, что в пору ее увлечения кинематографом, пылких и скорых романов с артистами. Раз даже вместе с Гуру и другими адептами она поехала в большую и темную пещеру, где они должны были высидеть в абсолютной темноте сутки, чтобы впасть в
