Страстные, мстительные слова сорвались с его губ:
— Я убью этого негодяя. Убью собственными руками. Я не такой человек, которого можно обесчестить.
— Вот и правильно. Подумай о твоей чести.
Граф, мерявший комнату шагами, был слишком расстроен, чтобы задуматься, не посмеивается ли над ним полковник, который многое знал о нем.
— Шустрый парень этот твой шотландец, проворный и с юмором. Пока ты пытался соблазнить его жену, он соблазняет твою. Если бы дело касалось не тебя, а другого, я бы даже восхитился его лихостью.
— Ну и восхищайся! — рявкнул Орн. — Черт бы вырвал твой поганый язык, — он в ярости продолжал ходить из угла в угол. — Я убью эту отвратительную собаку. Убью его. Но сперва я поговорю с графиней. Так поговорю, что эта шлюха до конца жизни запомнит.
Так рассчитывал оскорбленный граф Орн. Но после мучительной бессонной ночи в квартире де Миля, когда он на следующее утро явился на улицу Аржантей, то наткнулся там на отряд военной полиции, который искал его.
Ему даже не разрешили повидать графиню и взять с собой то, что он просил. Его бросили в карету и повезли в Бастилию.
Он, конечно, боялся самого худшего. И только через несколько дней с удивлением узнал, что его арестовали не за участие в заговоре, а всего лишь за нарушение запрета регента. Расследование, проведенное в Со, выяснило, что он тоже был там, то есть менее чем в пятидесяти лье от Парижа, как ему было приказано. Поэтому был выписан ордер на его арест, его разыскали на улице Аржантей и посадили в тюрьму без всякого суда. Он вздохнул с облегчением, хотя и был удивлен. Ему не терпелось отомстить за себя. Но он вспомнил, как кто-то сказал, что месть — это блюдо, которое лучше есть холодным. И он решил, что так действительно будет лучше.
Глава 20
Общественный долг
Достижения лаэрда Лауристонского в сфере финансов превосходили все, известное до него, но и они должны были померкнуть в сравнении с тем, что он собирался предпринять дальше.
Возможно, в реализации своих гигантских планов он находил утешение от сердечной боли, которую испытывал после встречи с графиней Орн. Не исключено также, что, после того, как она открыла свои чувства к нему, он стал питать надежду если и не на возобновление их прежней близости, то хотя бы на то, что достижение им головокружительных высот в экономике заставит ее тайно гордиться им. Это чувство встречается довольно часто. А может быть, все объяснялось еще проще — его безграничным честолюбием, которое удовлетворилось бы только тогда, когда вся экономика Франции оказалась бы в его крепких руках. Скорее всего, однако, его невероятную активность вызывали все три названных стимула и можно только гадать, какую часть составлял каждый из них.
