— Serviteur>[59], мадам.
Он виновато повернулся к Орну:
— Черт бы меня побрал, господин граф, но я забыл, что ты здесь.
— Черт бы тебя побрал, пьяница, — ругнул его Орн.
— Ты чертовски невежлив. Но мне наплевать на все это.
Они свирепо уставились друг на друга. Катрин увидела, что путь к выходу освободился. Трясущимися руками она натянула свой капюшон на голову, закуталась в плащ и поспешила к выходу. Орн хотел остановить ее, но задел полковника.
— Отойди в сторону, пьяная собака.
Но обиженный оскорблениями де Миль навалился на него своей тушей, не давая шевельнуться:
— Виноват, если помешал. Я уже сказал. Виноват. Поругай меня за это, если хочешь. Я это тебе прощу. Но не будь невежлив. Не говори, что я пьян. Не называй меня собакой. А то я укушу тебя, — по-прежнему не давая Орну сделать ни шагу, он тупо засмеялся. — А из-за чего ты так разнервничался? Из-за бедной молоденькой курочки? Ха! Да пусть идет, если хочет. Не держи ты их насильно никогда. Я так не поступаю. Это некрасиво. Пусть идет.
Звук отъезжающей кареты сказал Орну, что ее уже не догнать. Он злобно обругал де Миля.
Потом он отошел в сторону и засмеялся.
— Ты был ужасно некстати, Миль. Но, может быть, это сейчас не так уж и важно. Она еще успеет отбросить свою робость. Подождем другого случая.
Катрин, дрожа и всхлипывая, съежилась в углу нанятой ею кареты и громко рыдала: «О какая низость! Какая низость!» — и клялась себе, что никогда больше подобной встречи она не допустит.
Удивительная сама по себе, известная всем история лаэрда Лауристонского становится еще более удивительной, если мы узнаем ее тайную сторону.
Зимой 1718 года операции его Банка достигли огромного размаха. Его мысли, если и отвлекались от работы, то лишь изредка, когда, как мы уже «видели, он задумывался о Маргарет Огилви. Только самым глубоким погружением в свою работу мог он заглушить постоянную ноющую тоску о ней, которая мучила его со времени их короткой встречи. Он знал, что графа Орна нет в Париже, и только крайним усилием воли избегал соблазна искать встречи с графиней.
Так случилось, что привязанность к нему регента после происшедшего с ним смертельно опасного случая, а также благодаря его талантам, сильно возросла. Говорили, что регент был ослеплен достоинствами шотландца. Кроме того, после «промывания мозгов» парламенту политическая сила регента настолько возросла, что он, не сомневаясь, позволил шотландцу приводить в действие намеченные им планы, в совершенстве которых мистер Лоу убедил его. Чтобы обезопасить его планы от возможных будущих опасностей, его Банк получил статус государственного, что вызвало гнев Ноая и его друзей. Название Банка изменилось. Из Генерального он стал Королевским и его ценные бумаги гарантировались теперь казной.
