— Повтори, — сказал он сквозь зубы.
— Нет уж, козья морда, — ответил, нехорошо улыбаясь, старшекурсник Гальтейн. — Как-нибудь в другой раз.
Этим он избежал удара по физиономии. Но Алекс хорошо его запомнил.
— 28-
Когда я познакомился с ней, она не показалась мне сколько-нибудь интересной. Девчонка как девчонка, ничего особенного. Они меня тогда вообще не занимали. Разве мог я представить, что через какой-то год буду вздрагивать от одного звука ее имени, видеть ее во сне, даже сочинять нечто неуклюжее в рифму, маяться, не зная, нравлюсь ли ей — а еще позже выясню, что она точно так же изводилась, не зная, нравится ли мне? Мы были глупыми наивными подростками, но наша любовь была взрослее и глубже нас. Так глубоко, что я и умру, наверное, с ее именем на губах.
— 29-
О его чувствах к Юрис академия знала лучше, чем он сам. Они еще только прогуливались по летному полю, вздрагивая, когда их плечи нечаянно соприкасались, а сотня зорких глаз уже все видела, полсотни пытливых умов сделали далеко идущие выводы. Они говорили о пустяках, казавшихся им необыкновенно важными, а полсотни сплетников обсуждали, много ли позволила принцесса черной дизитской морде. К счастью, в голове Алекса плавал блаженный туман, и он просто многого не замечал.
И что было ему до шушуканья и хихиканья где-то за краем вселенной в ту минуту, когда он накрыл ладонью ее руку и она не отодвинулась? Он осторожно погладил ее пальцы, она замерла — а потом ее ладошка шевельнулась в ответ. Он весь был одна правая рука, она — одна левая. От запястья до кончиков пальцев.
Они сидели на ржавой железной раме за ангаром — замечательный ангар номер два… Чахлая трава шевелилась и жужжала у их ног: там шла своя маленькая жизнь, полная радостей и трагедий. Пальцы двух рук нерешительно двигались, едва касаясь, потом переплелись. Два сердца на мгновение замерли. Алекс закрыл глаза, собрался с духом — и опустил на ее руку вторую ладонь. Она придвинулась ближе, повернулась. Ее щека коснулась на миг его плеча. Она тут же попыталась отодвинуться, но он хрипло шепнул:
— Юрис… — она вздохнула и уткнулась ему в плечо. Тогда он повернулся тоже — чуть-чуть — и прижался щекой к ее волосам.
Время остановилось. Но теперь были не только руки — еще и щека, и волосы, и плечо.
Когда они возвращались из-за ангара, ошалевшие, растерянные, оглушенные, сплетя пальцы и не в силах разжать рук, даже Дита, не терпевшая сплетен и разнюхивания чужих личных дел, спросила у Винса:
