— Слава — это живое существо? — не поверила я.
— Да. Надежда, судьба, слава — они всегда живые для нас, пока мы в них верим. Они реальны, пока мы их принимаем. Они умирают, когда мы перестаем им доверять.
— И что, та девушка, правда, покончила с собой?
— Да. Повесилась, — Егор опустил глаза, разглядывая плитку на полу. Я судорожно вздохнула, ощущая новый приступ слезотечения, — Берестов тогда обвинял меня в этом, кричал. И вот с тех пор мы целых семьдесят лет не разговариваем друг с другом. Он считает, что я слишком принципиален в своих поступках. А я всего лишь думаю, что для того, чтобы сделать правильный выбор, не надо гадать на колечках и картах. Не советоваться с кем-то. Достаточно просто взглянуть в зеркало.
Сорел встал, разворачиваясь к выходу.
— Мне пора. Думаю, мы еще увидимся. По крайней мере, хотелось бы этого.
— А можно задать еще один вопрос? — парень обернулся уже в дверях, — Тот стих, про птицу дыхание — ее?
— Да. Она посвятила его мне, когда еще не знала о моем истинном существе.
— Видимо, она знала, что делает, — пробормотала я, когда дверь за музом закрылась. Сейчас же на меня навалилась непонятная тоска. Воздух буквально искрился от вдохновения. Терять такую возможность было бы просто глупо. К тому же у меня создалось ощущение, что если я не выплесну его на бумагу, то просто свихнусь. — Арин, дай мне какой-нибудь лист почище.
— Ты что, писать будешь?
— Ага.
— Мне уйти? — на всякий случай уточнила подруга, протягивая старый тетрадочный обрезок с полуистершимися клетками. Я схватила лежащую на столе ручку и почти отключаясь от всего мира, ответила:
— Необязательно.
Аришка села рядом, внимательно наблюдая за тем, как белая бумага покрывается тонким узором синих букв. Голова начала кружиться с новой силой, так, что пришлось схватиться за столешницу. Несколько минут я выводила слова и строчки, и только после этого позволила, покачнувшись, тяжело упасть на Аринкино плечо:
Мы верим в закрытые колбы, мы верим в четыре стены,
Мы тремся по чьи-то законам, что б только не вызвать войны.
Под звуки протяжного вальса в прожектора белых лучах
Мы пляшем, забывши про танцы, в костюмах прилипших ветрах.
Наверно, менять что-то поздно. Наверно, мы после поймем.
Как в ритмах запутаться просто, но пальцы уже не сожмем.
Но руки уже не согреем, и в сотый поплачемся раз.
А кто-то намного умнее, забудет сейчас же про нас.
Мы верим, что встретиться просто с знакомым, который решит
Шагнуть нам быстрее ко звездам, или здесь обрести монолит.
