«Понял?» — повторил отец и, схватив Джейка за ноги, стал тянуть его к себе, пока рычаг переключения скоростей не уперся Джейку в пах.
«Если я переключу скорость, может, ты станешь тем сыном, какого я хочу», — сказал отец, не обращая внимания на гудки мчащихся мимо машин. Склонившись к лицу Джейка, он расплылся в довольной улыбке.
«Отличная шутка, не правда ли?»
«Глупая шутка», — пробормотал Джейк, как всегда не сдержавшись. Он не мог молчать, даже если знал, что ему достанется за его дерзость. В этом была его сила. Но в этом же была и его слабость.
«Пойми, нельзя все время лезть на рожон, иногда лучше промолчать», — говорила ему мама.
«Нет, шутка отличная», — зло сказал отец и с силой дернул рычаг на Джейка.
«Это сон, всего лишь сон», — сказал Джейк. «Знаю, знаю», — ответил я. И проснулся. Потом проснулся Джейк.
«Ты не спишь?» — спросил он.
«Уже нет, — ответил я. — Мне снился сон».
«Знаю. Мне тоже».
В комнату ворвался отец, занавеска взлетела, цветы затряслись, будто на ветру.
«От кого этот шум, будь он неладен?»
«Нам приснился сон», — сказал я.
Он посмотрел на меня. Язвительно скривил губы.
«Что у вас есть такого, чтобы снилось во сне?»
Мы с Джейком обменялись взглядами. «Держись ближе ко мне…» — прошептал Джейк, потихоньку отступая назад.
«Много чего», — ответил я, стараясь не глядеть на отца.
Джейк прошептал: «Не разговаривай с ним…»
«Никуда не годится, — сказал отец. — Не годится, не годится, не годится…» И в ту же секунду я оказался на полу, больно стукнувшись головой о половицы, красные и коричневые цветы расплылись у меня перед глазами. Я почувствовал, как меня волокут за ноги в запретную зону: сначала занавеска лизнула мне коленки, затем пощекотала голые бока, и, прежде чем она добралась до моей головы, я поймал глазами Джейка, милого, некогда храброго Джейка. Он царапал ногтями обои и кричал: «Сны и то лучше…»
«Запиши, Иохим, может, мальчик в чем-то и прав». Он засмеялся, я — нет, а Джейк заплакал.
Отец наглухо задернул занавеску, и больше я уже не слышал голос Джейка.
Иногда ночью мама прокрадывалась в нашу комнату, когда это еще была просто наша комната, без занавески, без красно-коричневых матерчатых цветов, вяло колыхавшихся в воздухе. Даже и не вспомню, когда эту грязную тряпку в последний раз стирали. Мама прокрадывалась и ложилась в изножье нашей кровати, мы ощущали ступнями ее горячее дыхание, а она сражалась со своими волосами, пока не закрывала ими лицо.
