«Вечно с вопросами, вечно с вопросами. И раз… и два… и три…»
Я почувствовал головокружение, ремень больно впивался в живот, воротник сдавливал шею, кровь прилила к голове. Я видел, как несется на меня земля, и вот уже трухлявое дерево пирса в десяти сантиметрах от моего лица — было бы время высунуть язык, и я мог бы слизнуть соль с досок.
«…И четыре… и пять…»
Но тут он разжал руки. Я не мог в это поверить. И прежде чем я врезался в воду, перед моим взором предстала череда наиболее памятных мгновений: я у него на руках в заброшенной халупе, под землей в черном туннеле, под водой в горной лагуне, между его длинными ногами, молотящими по воздуху… Я увидел, как волосы падают ему на лицо, закрывая, будто вуалью, то потрясение, которое мелькнуло в его глазах… И я почувствовал, что все идет прахом.
Я захлебывался в холодной воде. Мне казалось, что у меня вмятина на голове от удара о набегающую волну или, может, о камень, скрытый под водой. Но на догадки не было времени. Я барахтался и вопил что есть мочи, а потом мне привиделось, будто сквозь брызги воды, я разглядел на причале отца — он еле держался на ногах и не сводил с меня глаз, обхватив голову руками. А теперь он танцует… так я думал, но, может, это просто волны качали меня, утягивая на глубину, поскольку уже через тридцать секунд я почувствовал, как его руки подхватили мое слабеющее тело, почувствовал, как его ладонь выпихнула мой подбородок из воды.
А дальше все будто в тумане. Вот он выносит меня на берег и бежит к машине, мир словно свихнулся, реальность растворяется в калейдоскопе красок и ощущений; я продрог до костей, и, однако, тело мое пронизано теплом; нет ни пляжа, ни моря, зато невесть откуда появилась Выход, которой с нами не было. Склонившись к моему лицу, она смотрит на меня так по-родственному и в то же время так интимно, как только она умеет. А потом я увидел щетку, эту до сего дня не опробованную мной взрослую принадлежность для мытья, которая вдруг начинает скользить по моему телу — по груди, в паху, между ягодицами… Выход сосредоточенно драила меня, а мне не давала покоя мысль: каким образом я умудрился испачкаться?
И никто не подарил мне поцелуя жизни.
Выход засунула мне в рот кусок мыла.
«Морская вода грязная», — сказала она.
Отец сочувственно потрепал меня по щеке и ласковым жестом пригладил мне волосы.
Я молча кивнул, поскольку не мог говорить.
«Что случилось?» — спросила Выход.
«Он искупался в море», — ответил Паника и стал медленно, но верно пятиться из ванной, опасаясь неистовых движений Выход, которая, казалось, хотела втереть мне кожу глубоко в кости. Секунд восемь он наблюдал, как она орудует щеткой под аккомпанемент моего повизгивания, а потом резко сорвался с места и умчался со всех ног, ни разу не оглянувшись.
