Мы выстояли, победили. Но как горьки утраты!
Мягкий, проникающий в душу голос Марка Бернеса разволновал меня, и я почти ничего не замечал вокруг.
По поляне двигались тапочки, тапочки... и пара кедов. По последним я узнал среди танцующих Алену. Поднял глаза и увидел знакомый силуэт, ахнул про себя: Нина!
Окликнул.
Нина услышала, улыбнулась вместе со всеми, подошла.
— Здравствуй, писатель.
— Здравствуй, Нина. — Я видел совсем близко широко открытые, доверчивые глаза, задорно вздернутый носик, каштановые волосы. — Потанцуем? Ветер, что ты тянешь? Заводи!
Запел Утесов:
У меня есть сердце,
А у сердца — песня,
А у песни — тайна,
Тайна — это ты.
Вот тебе, Ветерок, фирменная песенка. Смотри, какой я фартовый парень, как легко и точно веду в танце красивую старшеклассницу.
— Как живешь, Нина?
— Хорошо, — сказала она спокойно.
— Какие планы? Нина задумалась.
Я знал, что она ответит через минуту, и не торопил ее.
Не снимая ладони с моего плеча, Нина сказала:
— Через два года я выйду замуж. У меня жених есть.
— Не надо! — крикнул я беззвучно. Я знал этого франтоватого жениха. Брак будет не самый удачный.
Но не стал ничего пророчить: Нина все равно бы меня не послушалась.
Оглянулся на своих, крикнул:
— Алена, Кир, почему вы не танцуете? Гусевы, я вас просто не узнаю!
Алена и Кир с Гусевыми вошли в общий круг. Лена-полено бурно хохотала где-то рядом, наслаждаясь неожиданно вернувшейся молодостью.
Ветер сменил скучную пластинку на бодрую, и мои плясуны «дали» молодежный танец. Все так и уставились на них; никто до сих пор не видел, как можно красиво и индивидуально танцевать, сопровождая ритм разнообразными движениями,
а не просто хватать партнершу «за клешню» и за талию и шептать ей при этом всякие глупости в ухо. Можно вот так: как Алена и Кир — на расстоянии и вместе.
И тут кто-то из моих друзей запел под Утесова:
Бывали, бывали в жизни мечты,
Когда, когда грустили вы.
Твои глаза грустят,
Твои глаза грустят...
После слов: «Что-то я тебя, корова, толком не пойму» — раздалось дружное: — Му-у-у...
Захваченная всеобщим легкомыслием Алена созорничала. Прокричала в ночь голосом Аллы Пугачевой песню из ее репертуара:
Ах, мама, мама,
Ах, белая панама,
Роскошная панама,
А у меня на фото
Не лицо, а драма.
Сначала все словно онемели, потом опомнились, засмеялись, грянули хором:
Ах, мама, мама, мама,
Ну, где твоя панама?..
А моя-то Пугачиха стоит довольная в окружении Гусевых и других поклонников из сорок седьмого. Я хотел было крикнуть: «Алена, ты что это?» Но передумал. К Алене подошла Нина, попросила: «Повтори, пожалуйста. Я что-то этого номера не знаю...»
