Противно.
- Всякое бывает, Ким. Жизнь еще и не такое закручивает.
- Да я не о себе. Тут-то я был спокоен. Но еще когда прочитал, будто Ревзин именно мне книгу передал, понял, что это кто-то из управления состряпал.
Но на Вадима подумать не мог. А вы?
- Я-то? Я, наверное, идеалист. Вы как-то легчи называете вещи своими именами. Смелее вы, что ли, во взаимоотношениях, не так близко все принимаете к сердцу. Мне трудно тебе это объяснить. Спасать друзья меня спасали, но ни разу никто не предал. Может быть, поэтому я до сих пор не могу заставить себя поверить, что Сычев оказался способен на такое. Умом понимаю, а душой - никак. Ну, я понимаю, забыл, замотался, ошибся, не придал значения - распущенность и безответственность, одним словом. Но, уж если так серьезно все повернулось, приди, расскажи по-честному. Не расстреляют же, поймут. На что он рассчитывал, когда этот поклеп сочинял?
- Наверное, думал, что, как и при прежнем руководстве, особо не будут разбираться, кто прав, кто виноват. Было бы указание выполнено, а чья голова с плеч слетит, не так уж и важно. Особенно, когда о чужой голове речь идет. - Ким замолчал.
- У Левко с Крымовым такие вещи не пройдут.
Они, слава богу, понимают, что пока в работе милиции действительно не восторжествует закон и справедливость, абсолютная правда и гласность преступность непобедима. Многие еще не верят, что милиция оздоровляется. Уж на что Ревзин был потрясен похищением, и то лишь на третий день решился к нам обратиться. - Смолянинов остановился напротив Кима и без всякого перехода спросил:
- Кстати, о Ревзине речь не заходила?
- Фамилия Ревзина всплыла, когда Казаченко спросили, не приходилось ли ему реставрировать книги. Он сразу же стал отнекиваться и заявил, что сейчас у них нет таких специалистов. Был, дескать, один, да и тот ушел на пенсию и недавно умер. Следователь, который вел допрос, обратил внимание, что при упоминании о реставраторе книг Казаченко занервничал.
Следователь позвал меня. Пришлось задать еще несколько вопросов. В конце концов выяснилось, что он видел старика в день смерти около его дома.
- И все? Что-то я ничего не понимаю.
- Сейчас объясню. После допроса следователь зашел ко мне с протоколом. Посмотрел на меня и вдруг говорит: "Вас бы с Казаченко переодеть и можно местами поменять. Не близнецы?" Тут я вспомнил, что даже у Коптева нас об этом спрашивали, и подумал: а не был ли Казаченко рядом со стариком в момент трагедии? Если да, тогда понятно, почему соседка Ревзина такой крик подняла, увидев меня, и разговаривать со мной не захотела. Понятно стало и почему заволновался Казаченко, когда о Ревзине речь зашла. А что, если он старика не около дома, а в самом доме видел - в подъезде? Короче, сегодня с утра пораньше направляюсь в Петропавловский, к Марии Степановне Сизовой. И опять, как в прошлый раз, она встретила меня, мягко говоря, неприветливо. Ну я и спросил напрямик, не видела ли она меня в тот день, когда Ревзин умер около двери его квартиры.
