Ее Величество понимала, что Матушка обставила всех. И возвела ее на трон.
На ее месте она бы, пожалуй, тоже шантажировала. Чему удивляться-то? Пожить не каждому вампиру удавалось столько, сколько прожила Матушка. А теплилась ли в ней что-то от человека, она уже сама бы не сказала. Не будучи вампиром, она попридержала поленья, чтобы и вампиры, и драконы не ввязывались с ней в драку. Со временем, она нашла другие способы отправлять неугодных на тот свет. С проклятыми тоже не церемонилась, использовала, чтобы заманить вампира в сети, кровушку любила, на косточках повалятся. Бывать здесь Ее Величеству никогда не нравилось, и редкие дни, когда мать брала ее с собой, были для нее пленом. Но мать ее любила, как не любил никто… Похоже, одну ее и любила. И страшно удивилась, когда дочь отказалась пригласить на заимку зятя… Сама она никогда не чувствовала запаха гниющей плоти в избах, он казался ей благоуханием, как гниющая плоть медведю, тогда как даже вампиры воротили носы — дочушка пока не сошла с ума, чтобы напугать запашком муженька, за которым так долго охотилась.
Но сколько проблем создала своей дочери…
— Она что, проклятой была? — спросила Ее Величество, впервые подумав о матери, как о человеке, у которого была своя жизнь, не связанная с нею.
Дракон промолчал в некотором раздумье.
— Не совсем, — наконец ответил он. — Драконы ее не выбрали бы, слабенькая была. Таких пруд пруди, в небо не поднимают. Специально Зов на нее не ложили, случайно вышло и не по правилам. А Проклятие… Проклятие она закрыла, когда душу-вампира заманила в избы.
Значит, верны были ее догадки. Да, мать была проклятой, но нашла способ разрезать пуповину и отсадить от себя вампира в далекое место. Смерть его ей отлилась слезами. Своей земли как не было, так и не стало. Разрушенной надеждой на исцеленье, она поняла: вампир — и в Аду вампир. Силу он ей не давал, а жизнь стала еще худшим проклятием. Даже оттуда умудрялся заставить ее доставать для себя кровь, превратив в свинью и проникая в сердце каждого, кто коптил небо земли.
— А отчего же она не посадила полено? — спросила Ее Величество.
— Я же сказал: не соблазнится человек огнем! Не думал он, как сделать его оружием, порадовался просто, что тепло дает. А Матушка ваша, как железо обула да ноженьки стерла, да поговорила с каким-то магом, который ласково объяснил, что вампир — это явление не временное, обозлилась и на мага, и на вампира… И колодец повернула, который опять кто-то повернул… — напомнила одна из голов. — Да, колодец, — недовольно согласилась старшая и самая страшная голова, которую перебили. — Пили мы из него… Но потом… И задумала она убить вампира. Кусала себя, проклинала, пока не стал больной. Ей удалось его выманить — и посадила под замок в тот самый колодец, тогда вода в нем была еще живая. Припечатала крестом, свойства которого мне не известны, но, говорят, сильный против вас артефакт. А когда умер, плюнула… Спустя много времени маг тот подсказал отдать полено ей. Ей бы не удалось его посадить, он отчего-то знал это. Сказал, человек должен быть в железо обутый и железом пропитанный, чтобы, не имея души, человеком считаться, а у нее ни души, ни открытого железа не осталось.
