Фоссер. Я знаю цену Рекувреру и знаю цену Бовэ.
Готье-Монвель. А разве я не знаю?.. Но я раз и навсегда отказался от роли верховного судьи в вопросах изящной словесности.
Фоссер. Однако...
Готье-Монвель. Что?
Фоссер. В присутствии Александра, Клодины и остальных...
Готье-Монвель. ...я убедил бы вас образумиться. Это мой долг председателя жюри... Говорят, у меня есть дипломатические таланты... (Пауза.) Ну как, дорогой Микаэль, вы даете мне слово?
Фоссер (после долгого раздумья). В сущности, вы предлагаете нечистоплотную сделку... (Cнoвa мoлчaние.) Бедная "Зима в Гватемале"!
Готье-Монвель. Опять начинается?
Фоссер. Я задыхаюсь... Мне кажется, мой желудок сейчас...
Готье-Монвель. Что у вас не в порядке — легкие или желудок? Если легкие, дышите глубже. Если желудок, облегчите его и оставьте нас в покое.
Фоссер. Низковато целитесь, господин председатель.
Готье-Монвель. Я целюсь точно. Итак, милый мальчик, вопрос о вашем выходе из состава жюри, как и о вашем выступлении по телевидению, закрыт, вы голосуете за "Трудные роды", ваш друг Николя через несколько месяцев вольется в наши ряды... Одним словом, все к лучшему в этом лучшем из миров...
Фоссер. Вы сволочь, господин председатель.
Готье-Монвель. Вы даете мне слово?
Фоссер (помолчав). Да.
Готье-Монвель. Тогда по рукам!
Фоссер. По рукам?
Готье-Монвель. Дайте руку, дорогой Микаэль! Вот так! (Ударяют друг друга по рукам.) Как крестьяне на ярмарке в былые времена.
Фоссер. А как же "Зима в Гватемале"?
Готье-Монвель. Получит один голос, голос Морзека, ведь он его уже подал, тут ничего нельзя изменить! Для такой необычной, особенной книги один голос — это даже более выигрышно, чем сама премия. Это некий символ... Издателю надо будет надеть на обложку ленточку с надписью: "Финалист Констановской премии". И десятитысячный тираж разойдется с легкостью! Я знаю издателей, которые пошли бы на любую подлость, лишь бы их книга попала в шорт-лист!
В приоткрывшуюся дверь заглядывает Шариу.
Шариу. Раненые, погибшие есть?
Готье-Монвель. Ты бредишь? Где Клодина?
Шариу (кричит). Клодина!
Клодина Ле Галлек (из-за кyлиc). Иду-иду! (Заглядывает в комнату.) Сколько погибших, сколько раненых?
Готье-Монвель. Не смешно. (Шариу и Клодина садятся). У нас с Микаэлем состоялся откровенный, прямой разговор. Он признал тот факт, что любое коллективное решение возможно лишь при условии компромисса. Нельзя достичь идеала с помощью бюллетеня для голосования.
Шариу. Это точно!
