— Диспетчер семнадцатый слушает. — Из шума огромного зала, куда поступают все телефонные звонки в Главное управление милиции, послышался наконец голос Веры. На такой же огромной электрифицированной карте Москвы зажглась соответствующая лампочка, показывающая место, откуда звонят.
— Это я, Коля. Что там случилось?
— Да многое что. Время сейчас тревожное, не до разговоров.
— Ты вызывала меня, Вера? Сигнал поступил в самый разгар моего выступления на встрече.
— А-а, да. Несколько минут назад сообщили, что у дома на набережной нашли труп.
— У дома на набережной? Кто-то очень важный?
— Понятия не имею. Подожди минутку. Еще откуда-то звонят.
Она переключила телефон, но мой не отсоединила.
Слушая в трубке шорохи на линии, я думал о доме на набережной. Вера не сомневалась, что новость меня изрядно заинтересует. Домом на набережной называли элитарный жилой комплекс на берегу Москва-реки, где проживали многие сотрудники администрации правительства. Сорок три года назад, когда я появился на свет, это был дом и моих родителей.
Проживая в нем в детстве, я пользовался немалыми привилегиями: играл на ухоженном дворе, плавал в зимнем бассейне, обедал в фешенебельном ресторане и ходил в специальную школу № 19 вплоть до постыдных событий весны 1968 года, когда Брежнев бросил на Прагу армаду советских танков, а пробудившаяся совесть моего отца и его опасения, что опять возвращается волна репрессий, обернулись тем, что его, мыслящего человека, профессора политэкономии, объявили врагом государства. За десять лет до пражских событий Хрущев положил начало «оттепели» — опустились немного цензурные рогатки, прекратились репрессии и террор, а Солженицыну разрешили издать «Один день в жизни Ивана Денисовича». Отец искренне всему радовался, воспрянул духом. «Тогда была весна», — частенько вспоминал он те дни, и память о них придавала ему силы еще долгие годы.
— Извини, Коленька, — раздался в трубке голос Веры, отрывая меня от воспоминаний о прошлом.
— Известна причина смерти? Есть какие-нибудь сведения?
— Нет. Больше ничего не знаю.
— И на том спасибо. Дай Бог, чтобы это был какой-нибудь бомж, споткнувшийся о бордюр.
— А не хочешь, что он из аппарата правительства, а его укокошила проститутка по заданию ЦРУ?
— Уверен, это израильская проститутка, а он высокопоставленный член правительства. Мне нужно бежать.
— Подожди. Мне прийти к тебе попозже?
— Конечно же.
— А кофе у тебя есть?
— Кофе? Да в магазинах его уже давно нет.
