— Вы знаете Фрэйдл, мою дочь, — уверенно начал он.
— Да.
— Она работала у вас вчера.
— Да.
— Вы знаете, что я не давал ей на это разрешения. Вы знаете, что она работала у вас, не поговорив со мной.
— Нет, я об этом не знала. — Я с упреком посмотрела на миссис Танненбаум, которая отошла еще дальше и теперь сверлила взглядом выцветший зеленый ковер. — Могу вас заверить, я не имела ни малейшего представления, — твердо повторила я.
— Но вы же не спросили у нее, разрешил ли отец работать на вас. Работать на… — он недоговорил.
Я определенно начинала злиться.
— Работать на мать с маленьким ребенком, ребе Финкельштейн. На еврейскую мать. С еврейским ребенком.
Нарочито презрительным взглядом ребе окинул мою одежду.
— Еврейская мать? — фыркнул он.
Исаак заплакал.
— Простите, — перебила я, — но мой ребенок хочет есть. Так что мне нужно домой — кормить его.
Я развернулась на каблуках и направилась прямиком к выходу. И тут из кухни выскочила какая-то женщина.
— Нет, нет. Прошу вас, не уходите. — Она схватила меня за руку. — Идите сюда, покормите ребенка здесь, на кухне. Сюда, — и, не обращая внимания на мужчин, толпившихся в гостиной, она потащила меня на кухню. Стряхнуть ее по-хорошему не получилось, поэтому пришлось подчиниться.
Кухня оказалась маленькой, без лишних изысков, зато практичной. Стены и шкафчики белые, единственное украшение — десятки детских рисунков, что висели на каждой стене, дверце и даже холодильнике. В углу находился большой круглый стол, истертый за долгие годы использования. Вокруг стола и возле шкафчиков сидели и стояли женщины. И пожилые, в чопорных выцветших париках, и женщины помоложе, в модных, элегантно уложенных париках и платках, и совсем еще девочки, с длинными косами и волосами до плеч. В комнате стоял теплый запах дрожжевого домашнего хлеба. Женщина, держащая меня за руку, носила свободное серое шерстяное платье и коричневый, слегка съехавший набок парик. Лицо — красное и прыщавое. Большие фиалковые глаза с густыми длинными ресницами изрядно покраснели. Видимо, и она долго рыдала.
— Пожалуйста, простите моего мужа, миссис Эпплбаум. Он не привык иметь дело с… другими людьми. Я имею в виду, с людьми не из нашей общины. Он очень расстроен. Мы все очень расстроены. Идите туда, в спальню. Покормите ребенка. И поговорим, хорошо? Покормите ребенка, а потом, может, расскажете нам, что делала вчера Фрэйдл? Может быть, вы сможете помочь выяснить, где она, хорошо?
