После грандиозного нагоняя, который я получил от мисс Хедсон, нашей врачихи, по поводу своего веса, я начал-таки нормально питаться и теперь уже напоминал не просто вешалку, а вешалку с костюмом на плечиках. То, что я стал поправляться, заметили все, а Рахиль даже заявила в приватной беседе, что мне так намного лучше. Спорить я с ней не стал — ей виднее. Джой никаких мнений по этому поводу не высказывала, ей, по-моему, было глубоко все равно. Она навестила меня один раз в лазарете, принесла шоколадного печенья, мы поболтали на отвлеченные темы — и все. Наши отношения снова стали "никакими", у нее в классе была своя компания, у меня появилась своя — Рахиль, Тони Лестер — язвительный субъект, уже сейчас известный своими изысканиями в физике, двойняшки Нильсен — Лиза и Гордон — одинаково рыжие, смешливые, только Гордон, в отличии от сестры, такой же отпетый двоечник как и я (Питер со своей Натали были "другой" моей компанией, внеклассной). Вместе мы ходили на занятия, решали (ну, кто решал, а кто списывал) домашние задания, играли в снежки в парке и катались на коньках. Я с удивлением начал принимать их и то, что, как мне казалось, никогда больше не вернется в мою жизнь — ощущение детства. Мне нравилось, и я удовольствием играл в беззаботность, не замечая даже того, что это уже не игра.
— Может быть, — заметил Питер, когда я поделился с ним ощущениями, — это происходит потому, что ты "отпустил" себя после того, как нашлась твоя мать. Знаешь, это как в физике: пружину можно сжимать довольно долго, но потом, когда дальше жать уже становится невозможно, она распрямляется с очень большой силой. Мне кажется, — продолжил он сравнение, — ты просто очень долго "давил" в себе ребенка, а теперь вот перестал.
— Я — не ребенок, — сказал я.
— Ну да, — сказал он, и в синих глазах начали плясать чертята, — А кто вчера всерьез заявлял, что съест на спор килограмм мороженого?
— Во-первых, никто не согласился, — парировал я, — А во-вторых, может, я просто люблю мороженое?
Мы шли по парку вдвоем, по дороге подначивая друг друга. Было морозно, светило яркое зимнее солнце, и я с удовольствием думал о том, что в школе ждет горячий чай с лимоном и светлая комната, в которой с момента моего переезда поселился творческий бардак.
У Питера внезапно и оттого очень громко заверещал мобильный. На нас уставилось лицо Джой — сердитое, красное, с потеками слез.
— Питер… беги быстрей домой… там…там… — она заплакала, не в силах сказать что-либо внятное. Мы переглянулись и Питер рывком сунув квадратик мобильного в карман, побежал по тропинке к школе. Я последовал за ним.
