23.
– Скажите, Александр, вы верите в Бога?
– Поверьте, отче, я бы очень хотел верить. Скажу больше – некоторые события последних дней меня подталкивают к этому, но честно признаюсь – не знаю. Я никогда не представлял себе Бога эдаким милым стариком, который сидит на облаке, а вокруг него порхают ангелочки с арфами наперевес. Бог для меня всегда был чем-то большим, эдаким сгустком энергии, обволакивающим нашу землю. Причём связь должна быть похожа на зеркало, в котором отражаются поступки живущих, и на добро отвечать добром, а на зло – злом. Мне бы так хотелось, но в мире всё наоборот и... я не знаю.
– Я понимаю вас, – Казимерас кивнул головой, – когда-то я был таким же, как и вы сейчас. Нет, не переживайте, я не собираюсь вам рассказывать историю своей жизни, как это любят делать старики, из мыльных опер, чтобы поучить жизни молодых. Да и я ещё не так дряхл, – он снял очки и начал протирать стёкла. – Только вот, зрение, совсем плохое стало.
– Много читаете? – спросил я.
– Нет, это последствие контузии.
– Простите?
– Контузии, Саша, обычной контузии, – он грустно улыбнулся. – Я, видите ли, в прошлой жизни был грешен. Родители мечтали видеть меня ветеринаром, но жизнь распорядилась иначе. Армия, потом учёбка, а потом одна маленькая, но упрямая страна.
– Афганистан?
– Да, – Казимерас кивнул, – восемьдесят третий – восемьдесят четвертый год. В октябре восемьдесят четвёртого во время одной операции в районе Ургези чудом остался жив. Дал слово, что если выживу, то уйду служить в церковь. Так и случилось, что стал ксендзом.
– А шрам на руке?
– Татуировка, – он задумчиво погладил кисть руки, – 56 ОДШБр.
– Вы там видели перстень, похожий на мой? – я кивнул на свою руку.
– Да, его носил на шее один офицер, которого я искренне уважал. Он был настоящий мужик, если вы понимаете, что я имею в виду. Потом этот человек погиб, причём странно; если быть точным в определениях – погиб неправильно. Когда я увидел вас, стоящего в дверях, мне пришло в голову, что между вами есть связь, причём государственные «органы» не имеют к этому ни малейшего отношения. Это так?
– Я не видел его перстень, – пожал плечами я, – поэтому не могу утверждать, что-то определённое.
– Но у вас есть предположения, кем он был.
– Да...
Казимерас кивнул, словно прощая мой скупой ответ.
– Позже, – ксендз задумчиво потёр подбородок, – мне довелось увидеть ещё один перстень, который был похож на ваш.
– У отца Станислова.
– Да, requiescat in pace (*). Видите ли, мы никогда не были друзьями, даже однажды слегка повздорили, не сойдясь по одному вопросу, – он улыбнулся, – богословия, и когда он позвонил, чтобы дать вам рекомендацию, я очень удивился.
