Вынырнув через несколько метров, вижу, как на обрыве стоит Ведьма. Она спокойно скрестила на груди руки и провожает меня взглядом; даже тёмный туман, почти невидимый в темноте, растекается по берегу медленно, словно натолкнувшись на стену. Только молнии поблескивают, освещая её худенькую фигурку.
– Ну же! – хриплю я.
Да, я слаб, избит, уже не в силах бороться с этой Нежитью, но подойди она сейчас на расстояние броска – бросился бы вперёд, не задумываясь, осознав, что моё время пришло. Да, именно в этот момент пришло понимание, что, умереть – это не просто уснуть и не проснуться. Умирать надо так, чтобы последним отблеском памяти был предсмертный хрип врага, издыхающего рядом.
Течение уносило меня всё дальше, уже пропал в темноте пригородный посёлок, а меня несло, и я даже не пытался приблизиться к берегу. Нет, не сейчас… Хоть одежда намокла и тянула вниз, но утонуть я почему-то не боялся. Впереди, километрах в четырех, светили ночные огни города. Там, напротив района Шилайняй, и вылезу на берег, а потом уже не важно... Сейчас главное – доплыть... Вода чёрная, мутная... Доплывём.
Телефон сдох, хлебнув речной водички. Выбравшись на берег, я целый час лежал на прибрежном песке, балансируя где-то на грани реальности и неясных для понимания видений, больше напоминающих бред. Перед глазами мелькали люди: мужчины, держащие в руках горящие факелы, женщины в кружевных фламандских чепцах, раскрывшие в немом крике рты с редкими почерневшими зубами. Чума на ваши дома, прочь с дороги, мразь!
Я очнулся от холода – лежал на песчаном берегу и смотрел на небо. Ярко светили звезды, какой-то самолёт, мигая бортовым маячком, заходил на посадку в аэропорт Кармелавы. Холодно... Попытался сесть и не смог сдержать стон – тело пронзила резкая боль и сознание вновь померкло, словно перегоревшая лампочка. Открываю глаза и вижу, что скоро начнёт светать. Надо идти, надо! Осторожно поворачиваюсь на бок и подтягиваю одну ногу. Ползти? Куда? Ещё не понимая, где именно нахожусь, пытаюсь встать на ноги. Пусть и с третьего раза, но всё же мне удается это сделать. Уже хорошо... А то, что тошнит, так это даже лучше – падаю на колени, и меня выворачивает желчью. Господи, дай добраться домой!
Неделю спустя я начал понемногу выбираться на воздух. Сначала сидел в плетёном кресле, которое стоит на балконе, и жадно вдыхал весенние запахи, потом начал спускаться во двор. Сидеть сиднем – не самый лучший вариант, я же не Илья Муромец, который чёрт-те сколько мог на печи лежать. Да, мутило, есть такое дело, но по сравнению с первыми днями, когда я и до ванной доходил с трудом, это уже прогресс. А что ветром качает – дело поправимое. Если бы не моя пожилая соседка, госпожа Вилия, то пришлось бы совсем плохо. Добрая душа, она и с Баксом гуляла, и в аптеку ходила. Кстати, соседка тогда меня и нашла, под утро, лежащим у дверей квартиры. Пенсионеры вообще спят чутко, а в то утро она ещё и не ложилась, засиделась перед компьютером – разговаривала по скайпу с дочкой и внучкой, которые живут в Америке. Вот и услышала, как в коридоре что-то грохнулось на пол. По её поздним рассказам, первым желанием было вызвать скорую помощь, но, оказывается, я отказался. Да, по её уверениям, я что-то говорил, хотя, по её словам, моя речь была больше похожа на бред – ругался на каком-то гортанном незнакомом языке, куда-то рвался. А то, что скорую не вызвала, так это хорошо – тем более, что она сама врач, пусть и на пенсии. Синяков и ссадин на мне было немного, за исключением порезов на спине, откуда она (святая женщина!) умудрилась выбрать несколько кусков стекла, которые я «прихватил» с поля боя, в виде трофея.
