— Ой, это еще хуже, — застонал Марк. — Кстати, давно тебя хотел спросить, ты случайно не родственник Петрову-Водкину?
— Нет, — твердо сказал Петров. — Я — Петров. Сам по себе. И все тут.
В ту пору для Виктора многое казалось естественно непререкаемым, незыблемым, как, например, искренность в отношениях с Галиной или честность в служебных коллизиях. Виктор открыто заявил Ивану Сергеевичу о псевдонаучных опытах Марчука, не заботясь о последствиях сказанного. Он покорно шел на поводу у Галины, будучи твердо убежденным, что все ее действия направлены в конечном счете на их общее благо, потому что она его любит.
Если они и ссорились, то обычно тогда, когда Галине было что-то нужно, а он не мог этого сделать. Для Виктора же было главным, что они быстро мирились, и он снова погружался в ласковую нирвану собственной уверенности в общем благополучии.
Виктор с Галиной стали снимать комнату как только Галина закончила институт, до этого она жили вместе с родителями Виктора.
Виктор не возражал против самостоятельного житья, но в целом преимуществ в этом было столько же, сколько и недостатков. Став вольными птицами, и Виктор и Галина попали в клетку чисто бытовых проблем, тем более, что угол, за который они платили немалые для их бюджета деньги, все равно оставался чужим домом.
Когда Виктор задерживался в подвале-мастерской, то невольно ощущал вину за свое отсутствие, хотя у них и была договоренность с Галиной, что он может отдавать своему увлечению вечер или два в неделю или то время, которое тем или иным способом образовывалось у него в часы службы. Но в подвале время летело для Виктора быстро и незаметно. В мастерской Виктор не думал ни о чем, кроме своих масок — человеческих лиц — он думал руками.
Также все было и в тот вечер, когда Виктор выставил на обсуждение Марку и Петрову свою очередную работу. И только уже войдя во двор дома, в котором они жили, Виктор ощутил такую острую тоску по Галине, что взлетел бегом по лестнице. У двери он перевел дыхание и, стараясь не шуметь, разделся в передней и прошел в комнату.
Эту комнату им сдавала пожилая женщина, которая переехала к дочери нянчить внучку. Хозяйка наказала ничего не трогать, выделив Виктору с Галиной полшкафа для белья и вещей и широкую металлическую кровать с панцирной сеткой и шишечками.
Галина лежала на кровати, отвернувшись к стенке и уткнувшись в книгу. Виктор осторожно прикрыл дверь, бесшумно прошел, повесил пиджак на спинку стула и сел за стол.
