И казалось им, что жизнь врозь просто невероятна и невозможна. Даже вообразить друг друга без себя нереально. А уж тем более в объятиях другого. И как бы ни напевали сердобольные соседки о возможностях даже флирта Галины в отсутствие мужа, Сергей мгновенно отвергал любые мысли об изменах. Они с рождения существуют лишь друг для друга, и способны, так им кажется, жить только вдвоем, не понимая и самого смысла и назначения такого слова, как неверность.
— Саша, — у Сергея уже прилично заплетался язык, но сам он считал, что пока способен на трезвое мышление. — Когда у тебя будут факты, а не одни лишь фантазии злых завистливых соседок, вот тогда и обсудим эту проблему. Гипотетически я в состоянии предположить, что мою жену, как и ее саму со стороны мужского пола, могут интересовать иные субъекты. Она красива, а на работе могут так же мужички приличные обитать. Ну и что из этого? Какие можно выводы делать?
— Вероятность ее похождений. Сам утверждаешь, что исключать подобное трудно.
— Но мне не хотелось бы с пьяного глаза обличать и подозревать. А по трезвости тем более. У нас с ней скоро серебряный юбилей знакомства состоится. Мне порою кажется, что я ее знаю намного лучше самого себя. И мое отношение к командировочным загулам и шурам-мурам на полчаса ты великолепно знаешь. Объяснять не нужно.
— Вот с этим твоим мнением позволь в корне не согласиться, — таким же пьяным голосом спорил с ним Усиков. — Жизнь настолько хороша, что отказывать себе в мелких радостях — смешно и непрактично. В этой жизни надо успевать ухватить все, что случайно или специально попадается на твоем пути. И что же мне делать, если оно, то есть благо и радости, само в руки плывет. Уклоняться от благ считаю деянием преступным. Так запросто все свое счастье упустить нетрудно.
— Сомнительные блага эти твои похождения без разбора. Не могу назвать их подарком судьбы, — продолжал усиленно качать головой Сергей в знак протеста.
Саша Усиков славился в отряде своими неразборчивыми похождениями не только в командировках, где он не брезговал дамами любого возраста и внешности, о которых потом даже вспоминать неприлично, но и в маленьком городке, в котором даже чих, а тем более пук не останется незамеченным общественностью. Любой шаг влево, вправо моментально становился гласным и обсасывался на всех лавочках и кухнях. Притом никто не мешал скрашивать собственной фантазией, превращая малое в великое, а намек на деяние и свершение.
