— У-у, какие мы сегодня зелененькие, ну просто квакушка, — громко приветствовал меня Фима. — Чувствуется, погуляла девушка на славу!
— Твое-то какое дело? — вяло огрызнулась я. — Завидуешь?
— Завидую, — подозрительно легко согласился дядька. — Я в твои годы по утрам вообще встать не мог, боялся, что голова расколется как кокосовый орех в рекламе "баунти". Ладно, давай до кухни доведу, сил нет смотреть на твои мучения. Главное — резких движений не делать. Сначала трудно — потом пройдет.
На счет триста мы добрели до кухни, где Фима галантно поднес мне стакан рассола. Интересные вещи порой можно откопать в нашем холодильнике. Кто ж у нас такой заботливый, граждане… Я с наслаждением приникла к сосуду с мутноватой жидкостью. Хорошо-то как! Свеженький натуральный рассольчик оказался как нельзя кстати. Эх, видел бы меня сейчас Пургин! Во всей моей героической красоте. И видел бы меня сейчас Федоров! О, надо бы заехать, навестить нашего болезного консультанта. И я опять глотнула рассола.
— Слава богу, порозовела, значит, вернулась к жизни. А теперь садись и слушай.
— Я на работу опаздываю, — взмолилась я.
— Не убежит твоя работа. Лучше о своей безопасности подумай. Ушла из дома, никого не предупредив. Явилась вон, черт знает когда! Мы тут с ума сходили от страха, а ты веселилась всю ночь напролет.
При этих словах меня охватил приступ раскаяния.
— И жабу свою из ванны убери. Совсем совесть потеряла.
Приступ мгновенно прекратился.
— Кто, я?
— Да не ты, а жаба. Соня вчера решила ванну принять. Генку выпустила погулять, улеглась в джакузи. Глаза закрыла, лежит, наслаждается. Вдруг чувствует: что-то на грудь давит. Глаза открыла — жабик твой. Еще и ухмыляется, гад… А Сонька ведь с детства их боится.
— Ну и?
— Ну и заорала, естественно, вскочила, поскользнулась…
— Очнулась — гипс.
— Правильно соображаешь.
— Правда?
— Нет, "Известия", — передразнил меня Фима. — Не веришь, посмотри.
Забыв о похмелье, я рванула в их спальню. Все семейство скорбно сидело вокруг Сони, возлежавшей на кушетке в позе мадам Рекамье. Картину слегка портил белый гипс на левой ноге, задрапированный складками шелкового халата.
— Видишь, Эфа, что ты наделала? — печально укорила меня Соня. — Теперь обезножила я…
— Ох! — синхронно выдохнуло семейство.
— А ведь на мне все хозяйство держалось, — продолжила заплачку тетка.
— Ух! — столь же слаженно подтвердили домочадцы.
— Родненькие мои, — плакалась Соня. — Когда я умру, обещайте жить дружно, не грустить без причины, ну разве самую чуточку…
