Я фальшиво ответила:
— Ни капельки.
— Вот и я так думаю. Ни капельки! Но даже если бы так и было, почему меня не взять? Что за дискриминация такая, по внешности? Еще понимаю — по полу. Мы что, телевидение только для красавиц делаем? Красавицы на другом канале, из них супермоделей штампуют. У нас — демократия. Правильно про него говорят — сволочь. Ну, ничего, сейчас у нас другие времена: на каждом канале свое шоу. Так что шансы у меня высокие. Вот увидите, я обязательно прославлюсь, и тогда он очень пожалеет. Очень пожалеет. Потому что народ будет на моей стороне. Так ему и передайте. И еще скажите, что он сволочь.
Девица буквально втолкнула в кабинет, где, похоже, шла летучка. С сизых клубах дыма с трудом угадывались черты присутствовавших.
— Вы кто, кхе-кхе? — недовольно спросил мужчина за столом.
— Я, кхе-кхе, спонсор.
— А, так это не к нам. Это в рекламный отдел. До конца по коридору, налево, направо, вниз, вверх, а там спросите.
— Вы не поняли, милейший. К вам пришел не просто спонсор, но еще и герой. Первый спонсор и последний герой. Так сказать, в одной упаковке. — Я небрежно бросила сумку на диванчик, постаравшись не попасть в пепельницу с окурками. Плюхнулась в кресло и, разведя руками дымовые тучи, уставилась в лицо продюсера. Только у продюсеров бывают такие лица: затертые жизнью, словно дешевой наждачной бумагой. Все оригинальное давно вытравлено, глаза и рот живут по своим собственным, не согласованным между собой, законам. Рот, например, говорит "Хочу"! в то время, как глаза суживаются в презрительное: "как ты меня достал".
В моем случае губы скривились в выражение "пошла вон", но глаза сверкнули, явно что-то предвкушая.
— Спонсор, значит. Понятно. И что спонсор хочет?
— Быть включенной в группу и отправиться на какой-нибудь необитаемый остров. Возьмите меня в герои, дяденька, может, и я на что сгожусь! — однако моя ирония прозвучало здесь неуместно.
— Все?
— Нет, меня еще просили передать, что вы сволочь. Передаю. Вы — сволочь.
Мне показалось, или окружающие синхронно пискнули?! Какой-то слаженный звук в комнате все-таки прозвучал. По наивности я так и не поняла, то ли это эхо восхищения, то ли я чего-то не просчитала в данной ситуации.
Продюсер неторопливо затушил сигарету. Встал. Подошел к окну и распахнул его. Стало холодно и свежо.
— Все вон.
Интонация власти, ощущение вседозволенности. И презрение. Ну-ну. Девушка не соврала. Ручная работа. "Я за индивидуальный подход", — сказал Буратино, побывав на деревообрабатывающей фабрике. М-да, такую сволочь еще нужно поискать.
