Спокойнее — кому? Ей? Бабке-травнице? Или Панину — виновнику всех ее бед и страданий? Да и чего ждать через месяц? Права бабка: травки у нее на этот случай припасены особые, жгучие. Не захочешь — закричишь, когда плод выходить будет. Вспомнив, как страшно кричала княжна Нарышкина, фрейлина ее императорского величества, Екатерина поежилась. Не захотела Нарышкина фигуру уродовать, решила скинуть раньше срока. Теперь поговаривают, что до конца дней будет мучиться от боли и женских страданий. Без детей. Сухоцветом стала. Смоковницей бесплодной.
Господи, что же делать? Куда пойти, горе свое выплакать? Один у нее друг сердешный остался. Хоть и холоден в последнее время сделался. За ним и послала. А спустя еще полчаса горько плакалась подушке. Нет в Петербурге графа Панина, опоздала.
Еще пару дней назад, отговорившись семейными делами, Панин отбыл в Москву. Великая княгиня вновь осталась одна: растерянная, недоумевающая, обиженная. Испуганная. Обида усилилась, когда верная подруга Прасковья Брюс донесла, что в Москву Панин поехал свататься, и вскорости прибудет в Петербург с молодой женой, дабы представить ее императрице, которая, странное дело, очень настаивала на его отъезде и тем паче женитьбе.
Неужели догадывается?
Екатерина проплакала всю ночь. Обидней всего было не сватовство (ей ли, мужниной жене, о том печалиться?), а то, что не сказал, не предупредил, не утешил напоследок. И ведь как подгадала тетушка: удалила аккурат в тот момент, когда Екатерина наиболее остро нуждалась в ласке и поддержке любимого. Неужели опалы испугался? Или переметнулся к другому "медведю", поманившему сладким пряником?! А как же смелые речи, уверения в любви и верности? Приручил. Приголубил. Зачем? За тем, чтобы бросить: чтобы камнем полетела и о камни же ударилась. Вот тебе и шарады любви, казалось бы, во всем достигла искусства, но нет: прогадала, ошиблась в своем доверии, за что и поплатилась. Пора бы привыкнуть. Пора бы…
Но как же не хочется привыкать!
К вечеру столь трудного дня взяла себя в руки и даже приняла приглашение супруга: у того в тот момент был польский граф Станислав Август Понятовский — посланник английского двора. Подобные несоответствия давно уже никого не удивляли. При дворе то и дело появлялись саксонские гости, представлявшие интересы Италии, англичане, находившиеся на службе у французского короля, шведы, разделявшие интересы Польши, и поляки, готовые служить любому, кто станет хорошо платить.
