– Мне казалось, в постели я тебя вполне устраиваю, – сказал Эдвин с едва уловимым оттенком обиды.
– Да, но жизнь не измеряется только постелью, – ответила Хилари и зевнула, прикрыв рот маленькой рукой.
Эдвин пожал плечами. Залитые светом луны, струившимся сквозь окно, его волосы казались сейчас посеребренными. Это придавало его облику некую таинственность.
– Чего же ты от меня хочешь? – спросил он.
Хилари еще раз зевнула, с трудом прогоняя одолевающий ее сон.
– Пожалуй, одного – чтобы ты относился ко мне с уважением.
Эдвин склонил голову набок и вопросительно изогнул бровь.
– Да, да! Я требую к себе уважения, – серьезно и с достоинством повторила Хилари. – Ты неоднократно обвинил меня в том, чего я не совершала, и ни разу не извинился. Ты отказался со мной разговаривать, когда я попросила тебя об этом в здании суда.
Ей стало вдруг нестерпимо жаль себя. И она зашагала к лестнице, бросив через плечо:
– Я иду спать.
Эдвин догнал ее, подхватил на руки и принялся осторожно подниматься вместе с ней наверх.
– Отпусти меня. Немедленно отпусти, – вяло засопротивлялась Хилари, болтая в воздухе ногами.
Он принес ее в комнату, положил на кровать и включил лампу.
Хилари скинула с ног туфли, а через несколько мгновений умиротворенно засопела.
Эдвин долго и задумчиво смотрел на нее. Потом осторожно расстегнул пуговицы на ее блузке и юбке, снял их, аккуратно свернул и убрал в сумку.
Ему показалось, в этой маленькой комнатке без мебели и удобств царит такой покой, какого никогда не бывало в его богато обставленных спальнях на вилле и в роскошной майамской квартире. От Хилари веяло теплом и уютом. А выглядела она потрясающе красиво.
Странно, но он ясно ощущал, что хочет находиться рядом с ней на протяжении всей этой ночи, хотя прекрасно понимал, что не может заняться с ней сексом. Неизвестно почему, но эти мысли дарили ему необыкновенную радость.
Он заботливо укрыл Хилари простыней, погасил свет и погрузился в раздумья.
Находиться одной в этом доме ей было опасно. Парадная дверь запиралась здесь лишь на один замок, а на окнах не висели даже шторы.
Я должен обо всем позаботиться, твердо решил Эдвин. Эта женщина достойна гораздо лучшей жизни.
