Тут Юртсе услыхал и голос Харью. Он доносился издалека, от окна. Харью говорил по-стариковски забавно:
— Энтот Паатсо хороший костоправ. Из мешка костей может сладить человека.
— Ой, Юкка, Юкка. Разве же я не говорила…
— Ради бога, только теперь ничего не говори, — прервал отец материнские причитания.
Однорукому все происходящее надоело, и он вышел в коридор. Харью натянул покрывало повыше. Его знобило.
— Закрыл бы кто-нибудь это окно…
— Есть тут вазочка для цветов? — поинтересовалась мать, ни к кому конкретно не обращаясь.
Лектор услужливо пришел ей на помощь: посоветовал обратиться к сестре. Когда мать ушла, отец наклонился к Юкке и почти прошептал:
— Насчет школьных дел не беспокойся. Я звонил ректору. Ты слушать-то меня можешь? — Юртсе кивнул, и отец продолжал: — Договорились, что сдашь экзамены летом. Тебе это легко. Затем посмотрим, как и что. На конец лета найдем тебе подходящее место в фирме. Больше никакой мойки машин. Ты способен на большее.
«…Затем, когда я проснусь… когда проснусь, первым делом… спать охота…» Юртсе было уже трудно собраться с мыслями, но то, что говорил отец, настолько ободрило его, что он пересилил сон. Мать вернулась с какой-то банкой в руке. Нарциссы торчали из нее во все стороны. Юртсе охотно посмеялся бы над тем, как они теперь засуетились — и отец, и мать, — но попробуй засмейся, не чувствуя нижней челюсти.
— Надо было принести вазочку из дому. Так они не имеют никакого вида. Юкка, я поставлю их сюда, на столик.
И тут мать заметила другие цветы — три розы, три большие желтые розы.
— А эти кто принес? — изумилась она.
— Просили не говорить. — Лектор хмыкнул. Выражение лица у него было лукавое, как у Деда Мороза, имеющего в запасе дополнительный сюрприз, однако помалкивающего о нем.
Мать отодвинула розы подальше, но все равно нарциссам трудно было тягаться с ними.
Отец еще что-то недосказал. Он постучал Юртсе по плечу:
— Насчет мотоцикла можешь не волноваться. У Петри полная страховка. Я оформлю документы. А штраф за себя, за то, что взял мотоцикл на свою ответственность, оплатишь потом, стало быть летом. Сейчас я деньги внесу.
«На свою ответственность»! Собственная ответственность! Странные слова. Больше Юртсе не выдержал. Он позволил качелям укачать себя.
Юртсе разбудил смех. Смеялась женщина. Звонко. Как-то знакомо. Под самым потолком горела лампа. Женщина стояла под лампой, спиной к Юкке, неоновый свет серебрился в волосах.
— Теперь он вроде бы просыпается, — услышал Юртсе справа. «Однорукий», — подумал он.
