Сами хотел уже раскрыть рот, чтобы повторить свою просьбу, но тут позади них наверху загудел орган. Оглянувшись, Сами увидел на балконе над входом множество свистков и трубок разной величины, самые длинные доходили почти до потолка. Это и был орган. Над перилами балкона виднелась плешь органиста.
Богослужение началось с того, что из маленькой двери в конце церкви вышел поп. Он был в белой мантии с большим серебряным крестом на спине. Перекинутая через шею, как шарф, свисала на грудь полоса какой-то зеленой материи. Сперва поп повернулся ко всем спиной и, нагнув голову, встал на колени перед картиной. Под картиной был длинный стол, а на нем лежала большая книга и горели свечи в ряд.
Через несколько секунд поп поднялся с колен и, стоя против прохода, разделяющего ряды скамей, начал говорить речь. Самым обыденным голосом поп сказал о своей радости по поводу того, что церковь заполнили молодые люди. Еще бы, как же церкви не быть заполненной, ведь сюда велели явиться всем классам, иначе не выдадут свидетельств. Их должны были вручать в школе после похода в церковь.
Богослужение оказалось странной церемонией. Время от времени по команде попа все вставали и молились вслух. Иногда протяжно пели псалмы. Номера псалмов покачивались на гвоздиках на черной доске. Сами одолевала зевота. У него и псалтыря-то не было. Отец считал его ненужным.
Затем поп взошел на трибунку, подвешенную на одну из колонн. Оттуда он наверняка хорошо видел весь зал. Над трибункой была своя маленькая крыша. Неужто купол церкви протекает? Иначе зачем еще эта дополнительная крыша? Поп говорил о весне, цветах, птицах и юности. И теперь, с трибунки, он говорил совсем не так, как прежде, внизу. Голос его порой делался высоким, почти пронзительным, он растягивал слова, слегка подвывал, и казалось, вот-вот запоет.
Слушать попа Сами быстро надоело. Он не понимал, о чем тот толкует. Ведь если столкнешься с парнем с улицы Туули, о милосердии и заикаться не стоит. Я ни о какой драке поп не говорил. При чем же тогда милосердие? И ведь поп сказал, что это милосердие оказывается всем каждый день. И еще он говорил об искуплении. Выкупе? Но это не имело ничего общего с таким выкупом, как при игре в фанты. Странно. И он здорово говорил о грехах, только не объяснил, что это такое. Небось то, чем старшие классы занимались сейчас на задних скамьях. Оттуда слышались приглушенные голоса, скрип скамей, топот ног, смешки, возня, похрюкивание, деланный кашель. Учителя сидели, вытянув шеи, и бросали туда убийственные взгляды, но беспокойный шумок все усиливался. Поп уставился на задние скамьи. Шумок стих, когда он сказал:
