Иниас искоса взглянул на девушку. Она просто волнуется перед встречей с родными или боится? Полно, чего бояться такой лихой девчонке.
— Что с тобой?
Сиб затрясла головой. Она уже несколько раз пыталась рассказать правду, и никто ей не верил. Нечего пытаться делать это снова.
— Я не хочу, — выдавила она наконец. — Отвези меня назад, в Лондон. Умоляю тебя!
— Но мы уже приехали… По крайней мере, зайди — пусть увидят, что ты жива-здорова.
— Послушай, это напрасная трата времени. Меня никто здесь не ждет, никто не любит!
Не исключено, подумал Иниас. С такой оторвой наверняка нелегко существовать под одной крышей.
— А ты подумала, что будешь делать с больной ногой в Лондоне?
— Чего еще от тебя ждать, — понурилась Сиб.
— Это как понимать?
— Все вы одинаковы, все ваше поколение. Иниас молча проглотил обиду, изумившись тому, насколько она его задела.
— Наверное, ты права, — кивнул он.
— Только… только ты не иди со мной. Простимся здесь.
— Хорошо.
Иниас отнюдь не стремился присутствовать при семейной сцене. Однако на дом взглянул, и брови его изумленно поползли вверх. Особняк выглядел весьма внушительно, ко входу вела мраморная лестница.
Сиб с облегчением вздохнула: машина матери стояла у входа, а вот автомобиля Эндрю видно не было.
— Спасибо, что подбросил. Ну, я пошла. Подхватив рюкзачок, она захромала к дому вслед за бешено лающим Лаки. Для пожилой собаки он проявил удивительную резвость: намного опередив хозяйку, он принялся носиться взад-вперед по лужайке, словно щенок.
Сиб поставила рюкзак возле лестницы, оглянулась и помахала Иниасу на прощание.
Он помахал в ответ и уже собирался захлопнуть дверцу, как заметил на пороге дома высокую блондинку. Женщина с тревогой посмотрела на его машину и лишь потом взглянула на Сиб.
Сначала Иниасу показалась, будто она не узнает дочь. Красивое лицо женщины исказилось от ужаса. Впрочем, возможно, дело тут было в диком наряде девушки: мода на драные джинсы, короткую стрижку и тяжелые башмаки еще явно не дошла до фешенебельного пригорода…
Зато Сиб не сомневалась, что мать узнала ее в первое же мгновение, и считала секунды: быстро ли Беатрис придет в себя и изобразит восторг и умиление?
— Сибилла, дорогая моя! — воскликнула она, раскрывая дочери объятия.
— Привет, мам, — пробормотала Сиб, мирясь с неизбежным.
— Слава Богу, ты цела! Я так переживала!
— Да ну? — хмыкнула дочь, не желая больше притворяться.
Мать явно ломала комедию перед единственным зрителем — Иниасом Блэром, который вышел из машины и лениво облокотился о капот, наблюдая за происходящим.
