— Кому это — нам? — насторожился Амети.
— Всем: тебе, Храму… И мне, ничтожному: чем-то я не угожу вышним, — со вздохом сказал колдун.
— А что со мной такое случится? — испуганно спросил Амети.
— С тобой? Гнев высокопоставленных особ — должно быть, старший наконец вспомнит про твои оплошности, смертельная опасность, проистекающая от животных: может быть, тебя укусит бешеная собака или скинет лошадь? Еще какая-то мелочь, точно не помню… Ах да: у тебя в гороскопе велико влияние Звезды Морей, и непонятно, к чему это обернется — к добру или к худу.
Амети закашлялся и торопливо слез со стола:
— Ну тебя к рухам в Преисподнюю с такими предсказаниями… Пойду я лучше на служение, а то опоздаю еще, в самом деле…
Маг кивнул ему на прощанье и, подняв с неметеного пола свою книгу, вновь погрузился в чтение.
— Ничего себе… — сказал вполголоса Амети. Он уже привык обращаться к нумэнорцу как к собственной тени:
— Будь время, отвел бы тебя к себе в келью, но уже некогда, и я боюсь опоздать, — Амети передернул плечами, вспомнив, видимо, слова чернокнижника. — Да и вдруг действительно скажут после службы что-то важное? Так что пойдем, но только что бы ни случилось, не выдай себя.
Альвион кивнул, закусив губу, все еще обеспокоенный странной проницательностью мага и чувствуя тупую боль в груди от того, чему он должен был стать немым и безучастным свидетелем.
В высокие золотые двери огромного зала для церемоний они проскользнули с последними ударами гулкого гонга. Амети указал следопыту на шеренгу коленопреклоненных рабов у самой двери, а сам устремился вперед, чтобы занять свое место среди младших жрецов.
Пока утихали все разговоры и шарканье ног, а из дальних дверей медленно появлялась торжественная процессия высших жрецов, Альвион успел украдкой оглядеть зал, в котором прежде не приходилось бывать никому из дунэдайн — кроме как, вероятно, в качестве жертвы: слухи об этом ходили еще со времен первой войны между Дальним Харадом и Умбаром. Огромное помещение длиной в полсотни с лишним рангар, шириной и высотой рангар в двадцать пять было утоплено в гору на большую часть своей высоты. Окон здесь не оказалось, весь зал освещали многочисленные масляные светильники, свисавшие с потолка на длинных золоченых цепях, и свечи на огромных ветвистых, тоже золоченых, подсвечниках, стоящих возле стен. Сами стены, выложенные гладко отполированными плитами вулканического стекла, казались зеркалом, в котором явственно отражалось все помещение храма, только намного темнее и сумрачней: обсидиан словно гасил сияние светильников, затоплявшее зал, и поглощал блеск золота, в изобилии украшавшего помещение.
