Но если он рассчитывал этим отпугнуть Нимрихиля, то ничего не добился. Следопыт овладел собой и, нахмурившись, серьезно сказал:
— Немого я смогу сыграть. Это несложно. С языком жестов… Новичок может его и не знать, так?
Амети нехотя склонил голову.
— Что еще надо храмовому рабу? — продолжал допрашивать нумэнорец.
— Еще клеймо должно быть на плече и голову надо обрить. И добыть лохмотья попаршивее, — злорадно сказал Амети. — А клеймо у нас глубокое, до кости прожигают, его не подделаешь и не нарисуешь. Ах, да: оружия храмовым рабам, естественно, тоже не полагается.
— Так, — сосредоточено произнес Нимрихиль. — Кроме клейма все сделать можно. А вот клеймо… Рисунок, говоришь, беде не поможет?
— Нет, уж больно у нас клеймо основательное. Но у меня есть одна знакомая хрычовка… Она ставит любые клейма. Хотя нет, оно все равно будет выглядеть свежим, — покачал головой Амети с лицемерным сочувствием. — Так что не пойдет…
Но следопыт неожиданно ухватился за эту мысль:
— Это проще всего. А что это за, как ты выразился, м-м-м, женщина?
— Хрычовка-то? Да это старуха, которая ничем не брезгует: ни ростовщичеством — лихву берет просто страх, — при этом лицо Амети болезненно скривилось. — Сводничеством тоже… В общем, промышляет всем, чем можно. Она сама из горцев, и потому чадры не носит, а жаль, потому что страшна как железная преисподняя.
— Ты ей должен? — прямо спросил Нимрихиль.
Амети угрюмо потупился.
— Это плохо. Тогда она тебя выдаст, если что.
— Э нет, кто ж ей тогда долг заплатит? — удивился Амети наивности своего собеседника.
— А вообще да, выдаст, — вдруг оживился он, подумав. — Но ее можно сразу того…
— Чего «того»?
— Ну… того… Зарезать ее, чтобы не разболтала. Как? — блестя глазами, обратился Амети к нумэнорцу.
Лицо Нимрихиля исказилось яростью. Он вдруг вытянул руку, ухватил жреца за перед рясы и приподнял его над седлом:
— Если ты думаешь, что я буду твоих заимодавцев резать..!
Болтаясь в его руке как тряпка, Амети сипло выкрикнул:
— Да ты что! Я же пошутить хотел!
Нумэнорец тотчас отпустил его. Похоже, ему было неловко за эту вспышку:
— Извини меня: мне показалось, что ты говорил серьезно. Мне не следовало вести себя подобным образом. Но и ты больше так не шути, Амети, хорошо?
Амети кивнул, чуть не сломав себе шею, и дрожащими руками принялся поправлять на себе рясу. Говорил-то он, конечно, на полном серьезе, потому что старухе был должен никак не меньше двадцати золотых и лихву — пять. Расставаться с этими деньгами ему не хотелось до крайности.
