— Но это невозможно! — воскликнул нумэнорец. — Это же… Он не может быть…
Тут он резко замолчал. Амети решил обидеться:
— Уж если вы мне не верите, то как хочите. А я говорю, что видел и слышал сам. А чтоб наш начальник стражи кому должное отдал — это чудо еще почище всякой магии, и черной, и белой…
— Ну ладно, а что после этого разговора было?
— Старший жрец велел вашего друга, который все время без сознания лежал связанный, нести в каменные темницы.
— Это что такое?
— Ну… Это тюрьма такая особенная… Для осквернителей, чернокнижников и прочих ужасных преступников. Для всякой шелупони у нас в Храме отдельное узилище есть.
— Ладно. Что потом было?
— Ничего… разошлись они. Я тоже ушел, потому что в вазе только дохлую мышь нашел летучую.
Увидев впереди по дороге повозку, Амети пришпорил каблуками своего мерина, чтобы заодно отделаться от настойчивого собеседника.
Но когда повозка, проехав мимо, скрылась за поворотом, Нимрихиль снова нагнал жреца:
— Ваши каменные темницы, наверное, хорошо охраняются, и в них трудно пробраться, верно?
Амети терпеливо кивнул.
— Так как же ты сможешь вывести оттуда пленника?
— Ну, это, конечно, не просто, но можно…
— Расскажи, пожалуйста.
Амети долго мялся и отпирался, но наконец поведал, что однажды, как обычно «занимаясь описью храмового имущества», он набрел в одном из дальних переходов на келью отшельника. Как он объяснил, жрецы иногда запирали себя в кельях, чтобы умереть от голода и жажды — это считалось особенной доблестью. Нимрихиль морщился, но слушал внимательно.
— …А дверь в келью рассохлась и приоткрылась. Я решил посмотреть, нет ли там чего ценного. Нашел там голый скелет внутри и… и больше ничего. Только потом вдруг задел стену, и увидел, что камни будто качаются. Я присмотрелся: а они не скреплены раствором, а просто положены один на другой. Я их аккуратно разобрал и полез за стену. Прошел еще вперед по проходу и увидел, что там начинаются каменные темницы.
— У вас стражи нет в этой темнице, что ты так спокойно там гулял?
— Каменным темницам стража не нужна, потому что из камер узники сбежать никак не могут.
— Это каменные мешки? — обеспокоено спросил нумэнорец, уже наслышанный о харадских тюрьмах.
— Нет… Это камеры просто такие особенные… — сказал Амети, вильнув взглядом в сторону.
— Чем же они особенные? Говори, уважаемый, до конца, немного осталось.
Амети решился:
— Они открываются словом, и иного замка у них нету.
Нимрихиль присвистнул.
— Как я посмотрю, у вас там сплошное чародейство в Храме… Ладно, Амети, не обижайся, а лучше скажи, откуда ты узнаешь нужное слово. Ведь его, наверное, знают только тюремщики и хранят в тайне?
