— У нас в районе несколько Могильных, — удивленно ответила она.
— А из них кто-нибудь работает в милиции? Каким-то начальником.
— Есть Могильный Лев Гаврилович — начальник районного уголовного розыска, — пояснила Шура.
— Вот его номер мне и наберите.
Девушка стала крутить телефонный диск, не заглядывая в справочник.
— Лев Гаврилыч, это Шура Горовая из районной больницы. У нас тут такое! Шофера привезли с огнестрельным. Не нашего. Его обстреляли где-то поблизости. Наверное, и к нам эта преступность, в смысле, мафия, уже добралась. Есть свидетельница. Вместе с раненым ехала. Попутчица… Передаю трубку!
— Гражданка, — сообщил мне строгий голос, — мы должны снять показания…
— Но я почти ничего не видела, — нехотя отозвалась я. — Ар… шофер приказал мне сесть на пол, когда началась стрельба… Мне только показалось, что машина, из которой нас обстреляли, ещё в городе стояла недалеко от фуры, и шофер называл пассажира Рафиком…
Вот так накрутила! Но не скажешь ведь, что это имя я подслушала у кабинета директора. Однако, произнесенное для начальника угрозыска, оно произвело эффект, какого я не ожидала.
— Как вы сказали — Рафик? А вы случайно не запомнили номер машины, в которой… он сидел.
Еще бы не запомнить! Эта машина последние пару часов только и делала, что торчала перед моими глазами! Если им нужен номер — пожалуйста! Я продиктовала.
— Подождите полчаса, я к вам подъеду.
— Но я тороплюсь, я и так потеряла уйму времени.
— Это ненадолго.
— Хорошо, подожду, — вроде согласилась я.
Случайно взглянув в окно, я увидела, как знакомая белая "десятка" медленно подъехала к больнице и остановилась прямо у передних колес нашего "камаза". Разумная предосторожность. Теперь шофер, без их ведома, не сможет отъехать от здания больницы. Тем более, что он и так без сознания…
Опять меня понесло! Странно, что в такие минуты мною овладевает какая-то лихость, прежде мне вовсе несвойственная. Уже не думается об опасности, о том, что я так мало умею — не считая двух-трех приемов самозащиты, показанных мне в свое время Решетняком. Наверное, это как раз то самое состояние, о котором циркачи говорят "кураж".
Тем временем из белой "десятки" вышли двое мужчин и подчеркнуто неспеша пошли к дверям больницы. А я уж подумала, что они так и не решатся выйти на свет.
Тоже нарочито равнодушно я пошла к выходу. У меня одна надежда была на то, что эти двое не видели меня в кабине фуры. Очень слабенькая, кстати сказать, надежда.
