День Литературы, 2006 № 11 (123) | страница 67
Над телом юного бойца,
Где мать-старуха не дождется
Родного сына у крыльца,
Где тройка мчится вдоль обрыва,
Мольбы не слыша седока,
Где мы спасаемся от срыва
Взглянув на беды свысока…
Другая жизнь,
Другие песни…
Мария ЗНОБИЩЕВА
И тысяча очей —
Как тысяча мечей.
Единственный доспех — колпак паяца.
Смотри — замкнулся круг
Сцепленьем сотен рук,
И этому кольцу не распаяться.
Пыль. Площадь. Пляшет плеть.
Паяц, не вздумай петь!
Ха-ха-ха-ха-хорошим быть не надо!
Поклон! Еще поклон!
Теперь ты приобщен
К высокому искусству клоунады.
Ночь только знает — всё и до конца.
Как ты ловил скользящий взгляд эпохи,
Как холодел, и как ты звал Отца,
Едва не задохнувшийся на вдохе.
Как плакал ты, как не было Его,
Как хохотали пугала и мимы,
Как целый мир, встречая Рождество,
В безумной пляске проносился мимо.
Как ты любил случайные слова,
Смычок сверчка и три свечи в сочельник,
Как никла каждой осенью трава
От нежности и слёз ежевечерних.
Как ныло сердце от бессчётных стрел,
И тишина — от стрелок циферблата.
Ты пел и звал. Он — слушал и смотрел,
И между вами свет парил крылато.
Ни изумрудный луч из-под ветвей,
Ни год, ни век не подведут итога.
Ночь только знает в немоте своей
И всё о Нём, и о тебе — немного.
Едешь и глазами ловишь: "ГОРОД",
А идёшь назад — читаешь: "ДОРОГ".
Дорог город споров и дорог.
Город покосившихся заборов,
Где автобус спит, как сытый боров,
Бьётся дождь о рёбра светофоров
И собор от робости продрог.
Едешь и глазами ловишь лица,
По которым, встретившись в столице,
С полувзгляда выяснишь родство.
И ещё есть лица — как из ситца,
Лица-сны и лица — сплошь ресницы,
Лица, на которые молиться,
Лица — так, не скажешь ничего.
Этот мир почти необитаем.
Скверы серы. Небо не чета им,
Но об этом городу — молчок.
Как посланье нежное, читаем
Серебристый промельк птичьей стаи,
И крыла сквозного запятая
Рыбку сердца ловит на крючок.
Варвара ЗАБЛИЦКАЯ
Как чаша земных страстей,
на небе взошла луна,
и сколько её ни пей,
она всё равно полна.
И свет за ночной листвой
так холоден, чист и свят…
Иуда у каждого свой.
Молчит Гефсиманский сад.
Кто сам не предал ещё,
другие того предадут.
Предатель откроет счёт,
получит деньги за труд.
И ждёт его Божий суд:
верёвка и крепкий сук,
и тридцать монет упадут
на землю из мёртвых рук.
И Преданный всё поймёт,
поймав сожаленья взгляд,
когда с трибуны сойдёт
умывший руки Пилат.
И будет тяжесть оков,
терновый венец и кровь,
и будет крест на горе…
И чаша полна до краёв,
прольется она на заре.
О, плачь, рыдай, Назарет…