В заключение хочу вернуться к вышеупомянутым словам Конфуция: "Я в 30 лет стал самостоятельным человеком, в 40 познал все тайны бытия, в 50 осознал своё предназначение, в 60 приобрёл все благополучия, а в 70 добился полной свободы и гармонии во всём, не преступая должной меры". Именно такой свободы и гармонии в будущем, в духе Конфуция, я хотел бы пожелать нашему Союзу, Союзу писателей России.
Андрей РУДАЛЁВ «...ПРИДЁТ В ТЕБЯ»
Сейчас если не каждая третья, то уж каждая пятая заметка, касающаяся современной литературной тематики, так или иначе затрагивает имя Захара Прилепина.
Уже и небожители в лице г-на Авена и лиц, пребывающих в воздушном пространстве, коих олицетворяет г-жа Тина Канделаки снизошли до диалога с ним.
Две змеюки, как они себя обозначают, из "Школы злословия" буквально растаяли после его нескольких комплиментов, и всё оставшееся время, будто пушистые кошечки с повязанными на шею бантами, нежились, мурлыкая.
Он дипломатичен, он испытывает, проверяет, прощупывает, изучает.
Задыхающиеся в спёртом воздухе литдеятели ещё в 2004 году ухватились за его малотиражную публикацию "Патологий" в петрозаводском журнале "Север". Всем нужна была такая кислородная маска. Далее обороты только накручивались. Теперь его имя устойчивый литературный брэнд.
Захар знает, что хочет, чётко обозначил для себя определённую стратегию, которой упрямо и следует, в полной мере используя свои обильные таланты.
Об этом пути сейчас возлюбили многие порассуждать. Кто-то говорит, что стал скатываться в автопиар и нарциссизм и в этом контексте по полной программе смакуется, ставшая уже особым образом-символом его блестящая лысина, нарочито манерные фотографические позы. Рассуждают, что бесконечные интервью и мелькания на площадках всевозможного калибра и направленности только мешают его художественной деятельности. Выделяют приметы постепенного обмельчания тем и образов его книг. Есть мнение, что это исключительно женская проза, ориентированная на нежный чувственно-впечатлительный и в меру экзальтированный женский пол.
Я всё это могу понять, даже вообразить некоторое раздражение от всеусиливающейся популярности. Как же так, как он мог?!.. Писатель должен быть чудным, должен быть оборванцем или, по крайней мере, стараться приближаться к этому статусу, должен сидеть в своей тёмной конуре и скрипеть пером настырно и бесконечно, думая о вечности. Плюс лучше всего, если и признан он станет только после смерти.
