День Литературы, 2006 № 04 (116) | страница 60
Мещанин, коренной москвитянин,
Породнившийся с целой страной,
Мы по следу по вашему тянем
Ту же лямку упряжки двойной…
Разве не хочется быть таким же, как Григорьев, породниться в слове своем с ним, продолжить его поэзию и его критическую концепцию? Кто у нас сегодня такой же, как Аполлон Григорьев — поэт и бражник, лихой рубака, отчаянный почвенник и блестящий литературный критик? Сравнивать никого не будем, но Бобров по-гусарски преклоняет колено перед ним, и это по-настоящему красиво. Ему присущ природный артистизм, помню, как одно время они концертировали вместе — Александр Бобров и Александр Михайлов, оба статные, рослые, мужественные, удивительно похожие друг на друга, как братья-близнецы, оба — истинные ценители русской народной культуры. Но, когда каждый брал в руки гитару, — здесь и проявлялась разница. Актерское исполнение совсем иное, чем авторское. Предпочитаю поэтов слушать живьем или в записи, но никак не в актерском исполнении. Может быть, поэтому со временем два Александра и разошлись, одному ближе концертное исполнение, другому важнее донести смысл им написанного. В его несомненном артистизме всегда прячется своя авторская интонация. Каждый звук его гитары сопряжен с текстом, подстраивается под текст.
Не лириком хочу быть — просто лирником.
Дорогой утолять свою печаль.
И душу изливать цветными ливнями.
И струнами негромкими бренчать.
Мне обидно, что песни Александра Боброва так и не вышли на всероссийский простор, в ряд диссидентствующих бардов он никак не помещался при всей явной независимости его песен. Армейские верхи отказали ему и его песням, традиции Дениса Давыдова ведомству тупых политработников были явно чужды, да и государство особо не стремилось использовать бобровские державные интонации. Но в нашем литературном кругу он, несомненно, был первым песенным поэтом нашего поколения, потом уже появились афганские песни Верстакова и Кирсанова, Михайлова и Морозова. Бобров же свой путь проходил в одиночку, общаясь с близкими ему по духу поэтами и прозаиками, но никак не с поэтическим бардовским сообществом. Он и себя считал тем самым славянским лирником, исполнителем народных дум и сказаний, только переложенных на свой бобровский поэтический лад.
Ну сколько можно? — все вокруг да около,
Уйти бы вглубь, допеть бы, чуть дыша.
А после пусть плывет по небу облако —