День Литературы, 2006 № 04 (116) | страница 58





Поразительно, как легко в наших писательских былых поездках в бобровские песни втягивались боевые офицеры, усталые походники, и как настороженно к его ратным песням относились генеральские чинуши, что в советское, что в антисоветское время. Что их отпугивало в светлой боевой напевности Боброва? Да то же, что отпугивало чиновное и штабное генеральство от боевых и походных романов "соловья генштаба" Александра Проханова. Не случайно же их всегда тянуло друг к другу — двух Александров, и как красиво выводили вместе они ротные песни на наших товарищеских посиделках. Они и бражничали весело и задорно, как любимые ими гусары. Они и в жизни никогда не проходили мимо опасностей. А где опасности, там и дружба, настоящая мужская дружба.



И старый друг без лишних слов подсел


И мне подпел. Но это слишком мало.


………………………………………


Куда поедешь и куда пойдешь? —


Мы лучшей доли сами не просили.


И вот опять по всей России дождь,


Раз над тобой, то да — по всей России.



Эти уходящие мотивы верного романтического товарищества, надежности, окопного мужества уходили что в военной прозе Проханова, что в ратных песнях Боброва в историю родной страны, в историю их славных родов, отдавших немало воинов земле русской. Впрочем, это и меня сближало в пору нашей молодости с моими друзьями. И вспоминалось: "Тому роду не быть переводу, где брат за брата идут в огонь и воду". Погиб отец у Проханова, погиб старший брат у Боброва, и сколько их было — погибших за Россию?.. Помню, еще в советское время гусарским вызовом звучало на концертах Александра Боброва:



Мой Петербург, мой Петроград,


мой Ленинград,


Я так ценю твои державные объятья!


За этот город пал мой старший брат.


И потому мне ленинградцы — братья.



Мой Лениград, мой Петроград,


мой Петербург,


Ты красотою все контрасты пересилил.


В тебе царят шедевры Росси, а вокруг


Царят снега просёлочной России.



Вот это тоже объединяло нас с Бобровым: восторг перед красотой и державностью шедевров Росси и Фиорованти, тяга к познанию всего мира и одновременно слияние с древней проселочной Россией. Может быть, эта соединённость несоединимого, это слияние тоски по мировой культуре, восторгов перед Данте и Боттичелли с неизъяснимой душой простого русского народа, с пониманием лада деревенской избы и создает столь объемную и столь всечеловечную русскую национальную культуру?