В.Б. Это прекрасная привилегия молодых и дерзких критиков. Когда я начинал писать о Киме, Маканине, Проханове, Личутине и других так называемых "сорокалетних", я никого из них не знал. Но поневоле обрастаешь за годы и десятилетия литературной жизни знакомствами и дружбами, и уже мало кого ты лично не знаешь из ведущих литераторов, и уже меньше остается полной свободы. Ты можешь и должен не фальшивить, но, увы, иногда о чем-то ущербном умалчиваешь, пишешь между прочим. Хочешь большей свободы, переходи на молодых, которые тебе неизвестны, или же уходи в историю литературы, где ты можешь вольно выражать свои взгляды и сомнения. Знакомства с жизнью писателей, с процессом их творчества, с одной стороны обогащает, дает дополнительные знания о возникновении того или иного образа, а с другой стороны и закрепощает. Вот вы пишете о своем добром знакомом Георгии Владимове, вспоминаете встречи с ним, но вольны ли вы тогда в своих честных размышлениях о его творчестве?
И.З.
В целом это так. Хотя в случае с Владимовым было иначе. Приехал ко мне его издатель. Он очень любил Владимова и попросил написать предисловие к его четырехтомнику — решил издать четырехтомник. Я написал большую статью. Признав "Верного Руслана" как замечательную вещь, я остальное оглядел критическим оком. Георгий Владимов попросил не печатать это предисловие. И его написал Лев Аннинский. Зная Владимова, уважая его, я не мог заставить себя писать апологию.
В.Б. На пороге значительного уже юбилея вы могли бы назвать лучшее из написанного вами? А от чего бы с удовольствием избавились, посчитав творческой неудачей? Итак, ваши удачи и ваши неудачи с сегодняшней точки зрения?
И.З.
К неудачам я могу отнести лишь литературно несовершенные опыты. Не потому, что мне не нравятся какие-то мысли, там изложенные, а потому, что это плохо написано. Мне не нравится язык моих первых статей. "Молодой современник" или "Тепло добра" — что это такое? Какие-то абстрактные общие понятия. Хотя в книге "Тепло добра" была, скажем, статья о прозе Василия Белова, от которой я не отказываюсь. Или "Остриём внутрь" — о прозе Андрея Битова — совершенно нелепое и вычурное название. Мне кажется, Володя, я научился писать только сейчас. Я стал писать просто и ясно. А в молодости я отбивал фразы, как телеграфный аппарат. Для меня форма стояла на первом месте и зависела от тогдашних литературных образцов. То, что написано в поздние годы, остаётся для меня неизменным.
