- Я останусь на дворе?
- Ужинать надо. Впрочем, я тоже пойду погляжу, как учат сорванца...
За крыльцом дома, у дверей в каменный сарай, собралась публика, в сарае раздавались тяжёлые мокрые шлепки и рыдающий голос Анатолия:
- Дяденька, не виноват! Господи, я не буду, - пусти!.. Христа ради...
Часовщик Якубов, раскуривая папиросу, сказал:
- Так его!..
Косая золотошвейка Зина поддержала длинного и жёлтого часовщика:
- Авось, тише будет, покоя от него нет никому на дворе...
А хозяин Евсея спросил:
- Говорят, он передразнивать людей мастер?
- Как же! - ответила скорнякова кухарка. - Такой дьяволёнок - всех осмеёт...
В сарае раздавался глухой шорох, точно по старым доскам его пола таскали из стороны в сторону мешок, набитый чем-то мягким, ползал задыхающийся, сиплый голос Кузина и всё более глухие, всё более редкие крики Анатолия:
- Ой... заступитесь... Господи!..
Слова начали сливаться в тонкий, захлёбывающийся стон... Евсей вздрагивал, вспоминая боль побоев. Говор зрителей будил в нём спутанное чувство - было боязно стоять среди людей, которые вчера ещё охотно и весело любовались бойким мальчиком, а сейчас с удовольствием смотрят, как его бьют. Но теперь эти усталые от работы, сердитые люди казались ему более понятными, он верил, что никто из них не притворяется, глядя на истязание человека с искренним любопытством. Было немного жалко Анатолия и всё-таки приятно слышать его стоны. Мелькнула мысль:
"Теперь будет смирнее и подружится со мной..."
Вдруг явился скорняк - подмастерье Николай, маленький, чёрный, кудрявый, с длинными руками. Как всегда, дерзкий, никого не уважающий, он растолкал публику, вошёл в сарай и оттуда дважды тяжело ухнул его голос:
- Оставь! Прочь!
Все отшатнулись от дверей. Из сарая выскочил Кузин, сел на землю, схватился руками за голову и, вытаращив глаза, сипло завыл:
- Ка-рау-ул...
Идём-ка, дальше от греха! - сказал хозяин. Евсей подвинулся в угол ко крыльцу и встал там, наблюдая.
Вышел Николай. На руках у него бессильно раскинулось маленькое, измятое тело мальчика. Он положил его на землю, выпрямился и крикнул:
- Бабы, воды, стервы...
Зина и кухарка побежали.
Кузин, закидывая голову, глухо сопел:
- Разбой, караул...
Николай обернулся к нему, ударил ногой в грудь и опрокинул на спину, потом начал кричать, сверкая белками чёрных глаз:
- Сволочи! Ребёнка убивают, а вам - комедия! Разобью хари всем!
Ему со всех сторон отвечали ругательствами, но никто не смел подойти близко.
