Жизнь ненужного человека | страница 106



- Кто строит жизнь? Барство! Кто испортил милое животное - человека, сделал его грязной скотиной, больным зверем? Вы, барство! Так вот, всё это - всю жизнь - надо обратить против вас, так вот, - надо вскрыть все гнойники жизни и утопить вас в потоке мерзости, рвоты людей, отравленных вами, - и будьте вы прокляты! Пришло время вашей казни и гибели, поднимется против вас всё искалеченное вами и задушит, задавит вас. Поняли? Да, вот как будет. Уже в некоторых городах пробовали - насколько крепки головы господ. Вам известно это? Да?

Он покачнулся назад, опираясь спиной об стену, протянул вперёд руки и захлебнулся смехом. Маклаков взглянул на людей, стоявших рядом с ним, и, тоже усмехаясь, громко спросил:

- Вы поняли, что он говорит?

- Говорить всё можно! - ответил Соловьев, но тотчас же быстро прибавил: - В своей компании! Но самое интересное - узнать бы наверно, что в Петербурге тайное общество составилось и к чему оно?

- Это нам нужно знать! - требовательно сказал Красавин.

- А ведь в самом деле, братцы, революция-то на другую квартиру переезжает! - воскликнул Пётр весело и живо.

- Ежели там, в этом обществе, действительно князья, - раздумчиво и мечтательно говорил Соловьев, - то дела наши должны поправиться...

- У тебя и так двадцать тысяч в банке лежит, старый чёрт!

- А может - тридцать? Считай ещё раз! - обиженно сказал Соловьев и отошёл в сторону.

Саша кашлял глухо и сипло, Маклаков смотрел на него хмуро.

- Что вы на меня смотрите? - крикнул Саша Маклакову.

Тот повернулся и пошёл прочь, не ответив; Евсей безотчётно двинулся за ним.

- Вы поняли что-нибудь? - спросил Маклаков Евсея.

- Мне это не нравится...

- Да? Почему?

- Злобится он всё. А злобы и без него много...

- Так! - сказал Маклаков, кивая головой. - Злобы достаточно...

- И ничего нельзя понять, - осторожно оглядываясь, продолжал Евсей, все говорят разно...

Шпион задумчиво стряхивал платком пыль со своей шляпы и, должно быть, не слышал опасных слов.

- Ну, до свиданья! - сказал он.

Евсею хотелось идти с ним, но шпион надел шляпу и, покручивая ус, вышел, не взглянув на Климкова.

А в городе неудержимо быстро росло что-то странное, точно сон. Люди совершенно потеряли страх; на лицах, ещё недавно плоских и покорных, теперь остро и явно выступило озабоченное выражение. Все напоминали собою плотников, которые собираются сломать старый дом и деловито рассуждают, с чего удобнее начать работу.

Почти каждый день на окраинах фабричные открыто устраивали собрания, являлись революционеры, известные и полиции и охране в лицо; они резко порицали порядки жизни, доказывали, что манифест министра о созыве Государственной думы - попытка правительства успокоить взволнованный несчастиями народ и потом обмануть его, как всегда; убеждали не верить никому, кроме своего разума.