— Что касается вашего слова, сосед, — сказал Олверти, — то я освобождаю вас от всяких обязательств. Никакой договор не может иметь силы, если заключающие его стороны не полномочны его исполнить и никогда таких полномочий не приобретут.
— Я не полномочен его исполнить? Что вы говорите! Сию минуту исполню. Едемте сейчас же в «Докторскую коллегию» за брачным свидетельством, а оттуда к сестре, и я силой достану от нее невесту. Она за него выйдет, иначе я на всю жизнь посажу ее под замок на хлеб и на воду.
— Мистер Вестерн, — обратился к нему Олверти, — угодно будет вам выслушать мое откровенное мнение по этому предмету?
— Выслушать тебя? А как же? Разумеется.
— Итак, сэр, скажу по совести, нисколько не льстя ни вам, ни вашей дочери, что я охотно и с радостью принял сделанное мне предложение из уважения к вам обоим. Брачный союз между двумя семьями, живущими в таком близком соседстве, в постоянном общении и добром согласии, я считал весьма желательным, что же касается вашей дочери, то не только единогласное мнение всех, кто ее знает, но и мои собственные наблюдения служат мне порукой, что она будет бесценным сокровищем для хорошего мужа. Не буду ничего говорить о ее личных достоинствах — они говорят сами за себя: ее доброта, ее отзывчивость, ее скромность слишком всем известны и не нуждаются в похвалах. Но в ней есть одно качество, которым в высокой степени обладала лучшая из женщин, теперь причтенная к лику ангелов, — качество не блестящее и потому обыкновенно не бросающееся в глаза; его так мало замечают, что не существует даже слова для его обозначения. Чтобы описать его, я должен прибегнуть к помощи отрицаний. Я никогда не слышал из ее уст развязности, так называемых бойких ответов, никогда не замечал в ней притязания на остроумие и еще меньше на глубокомыслие, которое может быть лишь результатом широкого образования и жизненного опыта, а в молодой девушке нелепо и напоминает обезьяньи ухватки. Никаких безапелляционных суждений, никаких критических замечаний. Сколько мне ни случалось видеть ее в обществе мужчин, она была вся внимание, слушала со скромностью ученика, а не вмешивалась в разговор с уверенностью учителя. Извините меня, но однажды, желая ее испытать, я спросил ее мнение о вопросе, составлявшем предмет спора между мистером Твакомом и мистером Сквейром. «Извините, уважаемый мистер Олверти, — отвечала она со свойственной ей скромностью, — я уверена, вы сами не думаете всерьез, что я способна разрешить вопрос, относительно которого расходятся такие ученые люди». Тваком и Сквейр, оба одинаково ожидавшие решения в свою пользу, поддержали мою просьбу. Она им ответила с тем же добродушием: «Нет, пожалуйста, увольте меня: я не хочу брать на себя смелость поддерживать кого бы то ни было». Да, она всегда выказывала глубокое уважение к уму мужчины — качество, совершенно необходимое, чтобы сделаться хорошей женой. И так как дочь ваша, очевидно, чужда всякого притворства, то это уважение в ней, безусловно, искреннее. При этих словах Блайфил горько вздохнул.
