— Разрешите мне быть посредником, — снова выступил священник, разрешите молить вас…
— Да ведь ключ лежит на столе, — сказал сквайр. — Она может взять его, если угодно. Кто ей мешает?
— Нет, братец, — отвечала миссис Вестерн, — я требую, чтобы он был вручен мне по форме, с полной ратификацией всех выговоренных условий.
— Извольте, вручаю его вам. Вот он, — сказал сквайр. — И я полагаю, сестрица, вы не вправе меня винить в нежелании доверить вам дочь. Ведь жида же она с вами целый год, а то и больше, так что я ее и в глаза не видел.
— И как было бы для нее хорошо, — отвечала миссис Вестерн, — если бы она жила у меня всегда. Под моим присмотром с ней не случилось бы ничего подобного.
— Ну конечно, во всем я виноват!
— Да, виноваты, братец. Мне уже не раз приходилось вам это замечать, и впредь я буду делать это каждый раз, когда понадобится. Впрочем, надеюсь, вы теперь исправитесь, и сделанные вами промахи научат вас не портить своим неуклюжим вмешательством моих тонких ходов. Право, братец, вы не годитесь для подобных негоциации. Вся система вашей политики в корне порочна. Поэтому я еще раз требую, чтобы вы в это дело не мешались. Вспомните только о прошедшем…
— Да ну вас к черту! — не выдержал сквайр. — Чего вам от меня надобно? Вы хоть самого дьявола выведете из терпения.
— Ну вот, опять старая песня! Вижу, братец, что с вами не сговоришься. Призываю в свидетели мистера Сапла, он человек рассудительный: сказала я что-нибудь такое, за что можно рассердиться? Но с вашей упрямой башкой…
— Ради бога, сударыня, — взмолился священник, — не раздражайте вашего почтенного братца.
— Да разве я его раздражаю? — возразила миссис Вестерн. — Видно, вы такой же сумасброд, как и он. Ну ладно, братец, раз вы обещали не вмешиваться, я еще раз берусь уладить дело с племянницей. Помилуй господи, когда за что возьмется мужчина! Голова одной женщины стоит тысячи ваших.
И, произнеся эту сентенцию, она позвала служанку, велела проводить ее в комнату Софьи и ушла с ключом в руке.
Только что она скрылась, как сквайр (сначала тщательно затворив дверь) изверг по ее адресу десятка два проклятий и выругал ее площадными словами, не пощадив и себя за то, что вечно ей уступает, помня о наследстве.
— Ну, да если уж так долго унижался, — прибавил он, — так жалко будет упустить его из-за того, что напоследок не хватило терпения. Не вечно жить мерзавке, а завещание, я знаю, сделано на мое имя.
Священник весьма похвалил это рассуждение, и сквайр потребовал еще бутылку вина — средство, к которому он неизменно прибегал и на радостях и с досады. В этой целительной влаге, поглощенной им в изрядной дозе, он окончательно затопил весь гнев, так что миссис Вестерн, возвратясь в столовую с Софьей, застала его в самом кротком и миролюбивом расположении. Софья была в шляпке и накидке, и тетка объявила мистеру Вестерну о своем намерении увезти племянницу к себе па квартиру, «потому что в такой трущобе порядочным людям жить не годится».
