— Ни за что на свете не стал бы мешать вашему веселью, — отозвался Оуэн, с трудом скрывая раздражение: его возмутили приоритеты Торсби.
— Я еду не на праздник, Арчер, а исполнять официальные обязанности.
Оуэн пожал плечами.
— А что насчет мальчишки, видевшего убийство?
— Ты о Джаспере де Мелтоне? — Торсби покачал головой. — Его мать при смерти. Джаспер рассказал нам все, что видел. Оставь его сейчас в покое.
— Возможно, ему известно что-то еще.
— Поговорим об этом позже.
— Сдается мне, над ним нависла опасность.
— Было темно. Он не мог разглядеть лиц, поэтому и убийцы не могли разглядеть его лица.
— Вы прекрасно знаете, скоро весь город услышит, что этот самый Джаспер стал свидетелем убийства.
Торсби, нахмурившись, сменил тему разговора:
— Для нас важнее Ридли. Микаэло даст тебе рекомендательное письмо с моей печатью, которое ты вручишь Гилберту Ридли.
— Ваша светлость не удостаивает меня чести попросить моей помощи?
Торсби удивленно вскинул брови.
— Я никогда не прошу.
Оуэн покинул покои архиепископа разозленный; бесполезный глаз под повязкой пронзали острые иголки боли. Арчер был раздосадован не только тем, что архиепископ имеет над ним власть, но и тем, с каким равнодушием Торсби отнесся к мальчику. Джаспер де Мелтон не представлял для него важности, ибо не был ни видным членом гильдии, ни богачом. Оуэн возненавидел Торсби за его стяжательство.
В то же самое время Арчер не мог скрыть радости оттого, что появилась возможность покинуть пределы города.
Люси медленно растирала деревянным шпателем масло календулы с ложкой вазелина.
— Беверли? — повторила она, не отрываясь от работы. — Говорят, собор там великолепен. — Она готовила Оуэну мазь от жжения и сухости. Прошло более четырех лет, а шрам все не давал ему покоя.
— Я еду туда не как паломник, — сказал Оуэн.
Люси передала мужу баночку.
— Спрячь хорошенько и не забывай пользоваться. Не хочу ночью чувствовать твою шершавую щеку. — Она чмокнула его в шрам. — Я буду скучать, но ты давно уже рвешься из города. Тебе трудно усидеть на месте. Думаю, это оттого, что ты слишком много лет провел на войне.
Оуэн изумленно покачал головой. А он-то думал, что сумел скрыть радостное возбуждение.
— Как так получается — ты читаешь мои мысли, а сама до сих пор остаешься для меня загадкой? — Он был разочарован тем, что она не возражала против его отъезда. — Будешь скучать?
Голубые глаза Люси округлились.
— Конечно буду. Я ведь уже сказала.
Оуэн заулыбался.
